Книга Вампитеры, фома и гранфаллоны - Курт Воннегут

Я посмотрел на него из могилы и сказал:

– Самый счастливый день в моей жизни к настоящему моменту был в октябре 1945 года. Меня только что уволили из армии США, которая в те времена, времена Уолта Диснея, была еще уважаемой организацией. И приняли на факультет антропологии Чикагского университета. «Наконец-то! – воскликнул я. – Я стану изучать человека!»

Я начал с физической антропологии. Меня научили измерять объем мозга давно умершего человеческого существа, чей мозг высох. Я просверливал дырку в черепе и наполнял его зернами гранулированного риса. Потом высыпал рис в градуированный цилиндр. Вскоре мне стало скучно.

Я переключился на археологию и узнал нечто, о чем догадывался, – человек создавал и крошил посуду с незапамятных времен. Тогда я пошел к своему факультетскому наставнику и признался, что наука меня нисколько не волнует, зато привлекает поэзия. Это было ужасно. Я понимал, что моя жена и отец захотят меня убить, если я стану заниматься поэзией.

Мой наставник улыбнулся:

– Как бы вам понравилось заниматься поэзией, которая притворяется, будто она – наука?

– А такое возможно?

Он пожал мне руку:

– Добро пожаловать в сферу социальной и культурной антропологии!

Также он сообщил, что Рут Бенедикт и Маргарет Мид уже занимаются ею – как и весьма деликатные джентльмены.

Одним из них был доктор Роберт Редфилд, глава факультета антропологии Чикагского университета. Ему довелось стать лучшим преподавателем из тех, кого я встретил в своей жизни. Он едва замечал меня. Порой смотрел на меня так, словно я был маленьким пушистым зверьком, застрявшим в корзине для мусора (кстати, я украл этот образ у Джорджа Плимптона; боже, благослови его!).

Доктор Редфилд уже умер. Не исключено, что какой-нибудь физиолог-антрополог в будущем наполнит его череп гранулами полированного риса, а потом пересыплет их в градуированный цилиндр.

Пока доктор Редфилд был жив, у него была чудесная мечта, которую он называл «народное общество». Эту мечту он описал в «Американском социологическом журнале» за 1947 год, том 52, страницы 293–308.

Доктор Редфилд утверждал, что примитивные общества отличаются поразительной разнородностью. Вместе с тем он просил нас признать, что все они имеют ряд общих черт. Например: они были такими маленькими по размеру, что в рамках племени все друг друга знали, и отношения устанавливались на всю жизнь. Члены одного сообщества тесно контактировали между собой и почти ни с кем не поддерживали отношений за пределами своего круга.

Коммуникация осуществлялась устно. Доступа к опыту и мысли прошлых поколений не существовало – за исключением того, что сохранялось в памяти. Стариков ценили именно за их память о прошлом. Изменений в жизни происходило мало. То, что знал один, знали все. Во что верил один, в то же верили другие. Разделение труда отсутствовало. То, что умел делать один, выполняли и остальные.

Доктор Редфилд призывал нас называть подобные общества «народными обществами», что я часто и делаю. Я продемонстрирую вам сейчас отрывок, оставленный доктором Редфилдом, и дам возможность самим ощутить ностальгию по тому обществу, в рамках которого жили все расы на этой земле.

В народном обществе, говорит доктор Редфилд, и я цитирую:

…поведение отличается личным, а не безличным характером. Личность же можно определить как социальный объект, реагирующий на определенные ситуации так же, как это делаю я, выражающий чувства и интересы, которые могли бы быть свойственны и мне. Личность – это я, но в иной форме, с присущими ей качествами и ценностями, и ее значимость для меня отнюдь не только утилитарна. Вещь, с другой стороны, есть социальный объект, не требующий от меня участия или сочувствия. Вещь имеет ко мне определенное отношение, но я реагирую на нее механически, и ценность вещи исчерпывается для меня тем, насколько она служит моим целям. В народном обществе все человеческие существа, принятые в группу, считаются личностями, и в этом маленьком сообществе ни к одному члену группы другие не относятся безлично, как к вещи.

Более того, в народном обществе личностный компонент распространяется и на многое за пределами человека. Та модель поведения, какую навязывает внутренний опыт индивидуума – его желания, страхи, чувства и интересы самого разного рода, – проектируется на все объекты, с которыми он приходит в контакт. Так, природа наделяется свойствами личности: стихии, характеристики пейзажа, животные и особенно то в естественном окружении, что по своему поведению или внешности предполагает наличие признаков человеческого, – всему этому приписываются черты человеческого существа.

Я утверждаю: в нас содержится множество химических веществ, требующих, чтобы мы жили именно в народных обществах. Поскольку нам это не удается, мы и чувствуем себя отвратительно. Химически мы устроены таким образом, чтобы жить именно в народных сообществах – как рыба создана для жизни в чистой воде. Но народных обществ, увы, для нас уже не существует.

Как вам повезло, что вы сегодня здесь, потому что я могу вам все объяснить. Зигмунд Фрейд признавался, что не знает, чего хочет женщина. Я знаю. Журнал «Космополитен» утверждает, что женщину более всего интересует оргазм, но это в лучшем случае лишь частичный ответ на вопрос. Вот чего женщины действительно хотят: они хотят жить в народных обществах, где все друг другу являются добрыми родственниками, а действия и предметы окружены ореолом святости. Заставляют женщин желать этого химические вещества. Они всех нас заставляют желать именно этого.

Когда с нами обращаются как с вещами, а не с людьми, мы под воздействием химических веществ впадаем в ярость. Когда с нами происходит то, что никогда не произошло бы в народном обществе, мы чувствуем себя как рыбы, вытащенные из воды – и вновь благодаря химическим веществам. Наша химия требует, чтобы мы вернулись в привычную нам воду. Если в нашей современной жизни мы начинаем вести себя дико и нелепо, мы просто повторяем то, что рыба делает на берегу – недолгое, правда, время.

Нас часто охватывает апатия – но то же самое происходит и с рыбой, уже полежавшей на берегу. Наши дети частенько напоминают апатичную рыбу – с тем исключением, что рыба не играет на гитаре. А что пытаются сформировать многие из наших детей? Народные общества, которые называют коммунами. У них ничего не получается. Между теми, кто верит в возможность существования народных обществ, и теми, кто в них не верит, разверзлась пропасть, разделяющая поколения.

Взрослые люди создают клубы, корпорации и тому подобное. Они притворяются, будто заинтересованы в том или ином узком аспекте бытия. Члены клуба «Лев» делают вид, что им очень интересны проблемы лечения и профилактики глазных болезней. По сути, они – одинокие неандертальцы, подчиняющиеся первому закону жизни, который гласит: «Человеческие существа становятся все более удовлетворенными по мере того, как приближаются к не требующим изощренных умственных усилий, основанным на братских отношениях условиям жизни народного общества».