Книга Чужой отчим - Марианна Кисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да и я знаю, у меня Янка же не родная.
– Во, во, к хорошей жизни все быстро привыкают. Ладно когда своё… – он вдруг замолчал, – а ты знаешь, я вот сейчас вот так подумал, а может и у меня не свои? А, Захар? Может эта мать его, Олька моя, тоже мне кого-то подсунула?
Он сел скрестил руки на груди. Лицо его красное уже от выпитого, ещё больше покраснело от мыслей.
– И я ведь знаешь, иногда смотрю на своего Игорька, ну никак он на меня не похож. А эта стерва всё липнет – твоя копия, твоя копия. Ну где, там мать его, копия? Я в детстве хоккей любил, а она его на скрипку, и он пиликает. Твою ж мать, а если пойти и тест сделать? Я ж её прибью тогда.
– А если твой?
– Если мой, не прибью, понятное дело. Вот это ты мне задачу задал Захар.
– Что мне делать, скажи. Как поступить? – попытался я всё-таки получить дельный совет.
– А срок какой известно?
– Нет.
– Ну так пусть идёт на это, как его, на Узи. Там вроде бы до дня может показать насколько я знаю. Моя когда малую рожала, так я знаешь как считал. Ууу. Ревную её страшно. Считал, чтобы всё тютелька в тютельку. Она конечно не знала, а я считал. Не дурак же.
– Да, ну а кто знает, что она с ним не была, тогда же когда и со мной?
– А она что говорит?
– Говорит, трахнул её, когда пьяная была, на вечеринке.
– Вот молодёжь. Они на этих блять вечеринках трахаются перетрахаются все. А девке молодой что, она бутылку ром-колы высосала и готова уже каждому ноги раздвигать. Вот тут я ей верю. На вечеринке всякое возможно. Ну так посчитай, когда вечеринка была, а когда ты её без преза поимел, вот и будешь знать, что и куда. Если неделя расхождение точно установить можно.
– Думаешь?
– Знаю, – усмехнулся Пашка с физиономией специалиста.
И хоть толком никакого дельного совета он мне не дал, этими разговорами я всё-таки немного успокоился. Пашка неосознанно хоть и ругал Асю, но в то же время её защищал и это давало мне хоть малую надежду. Значит, вывод один нужно её на Узи тащить и тогда буду знать по крайней мере точнее. А так можно себя всего изъедать и ничего не выяснить.
Выходили мы с Пашкой из бара очень поздно. Само собой, за руль мне садиться нельзя, Пашка меня к себе потащил. Я не сопротивлялся.
– Идём, давай. Олька рада будет тебя увидеть. Сколько лет прошло, – говорил он, пьяно пошатываясь, – а вообще Захар, вот что хочу тебе сказать, так сказать напоследок – любишь ты бабу, значит будешь любить её со всеми её детьми, хоть их трое, хоть четверо, да хоть десять. Пока её любишь, и их будешь. А не любишь, тогда на хер тебе всё это надо…
Домой я вернулся через два дня, вечером. Аси дома не было и вещей её не было.
Ася
Я ждала день, чего только не передумал за это время.
А потом решила, сколько можно?
Да виновата, да дура. И что, меня теперь повесить, убить, четвертовать? Надоело оправдываться. Надоело, без остановки, каждый час, каждую минуту, даже секунду чувствовать себя виноватой. Какого хрена?
Я себя не на помойке нашла, чтобы со мной так поступали. Не буду мириться с таким отношением. Это он сейчас такой, а что будет дальше?
Я бродила по квартире, лежала, сидела. И понимала, своим, пусть не самым выдающимся умом – мне здесь не место. Он не приходит. Это намёк, он просто не хочет возвращаться туда, где я.
Ну что же, тогда я сама не хочу оставаться там, где меня не хотят больше видеть.
Собрав остатки гордости, я достала чемодан и снова его собрала. Наполнила его только теми вещами, которые сюда принесла. Не хочу, чтобы он думал, что я была с ним ради вот этих украшений и одежды, ради обуви, и ради квартиры.
Я смахнула слезу, надавила на чемодан, застегнула молнию. Обвела взглядом комнату, в которой была счастлива. Да, тут прошли самые лучшие дни. Дни моей любви.
Ещё немного и разревусь окончательно. Не хочу плакать, но слёзы всё бегут и бегут по щекам. Я взяла чемодан за ручку и пошла в прихожую. Остановилась, посмотрела на себя в зеркало.
На шее кулон с сердцем пробитым стрелой. Захар говорил, что это его сердце и моя стрела. Я коснулась пальцами маленького золотистого сердечка, закусила губу. Мне так хотелось оставить его, но что-то изнутри меня требовало снять и положить на полку. Если уходить то с достоинством.
Я сняла цепочку, подложила на полочку. Когда Захар зайдёт, он должен сразу увидеть. Пусть посмотрит. Возможно порадуется, что я ушла, а может пожалеет. Надеюсь, пожалеет. Но унижаться не стану. Никогда.
Я взяла чемодан за ручку, открыла дверь и вышла из квартиры.
В тот вечер я вернулась в общежитие.
Второй день я лежу в комнате. Не хочу двигаться, вставать.
Меня как будто приковали цепями к этой кровати. Обездвижили. Я ничего не могу. Девчонки ходят что-то мне говорят, возмущаются на Захара. Они за меня я это знаю, поддерживают, но сейчас я будто ничего не слышу, шевелят ртами словно рыбы, а что говорят не пойму.
А что если вот так лежать до самой смерти? Нет нельзя, мама будет расстроена. Ладно, не до смерти, а до чего?
К концу второго дня слух ко мне вернулся. Я уже слышала, о чём они разговаривают. Меня уже не обсуждают, привыкли что я просто лежу и не обращают внимание.
Ночью я не знаю как сплю. Иногда закрываю глаза, иногда открываю и смотрю в синеватый потолок, освещённый уличным фонарем. Не о чём не думаю, просто лежу. Жду чего-то, прохождения времени, или жизни. Я не знаю, чего я жду.
Утром все ушли в универ. Теперь мне почему-то стало пусто. Когда они ходили вокруг, говорили, я чувствовала себя среди своих, это какая-то защита, за которой я пряталась. И эта защита, спасала меня от мыслей.
Но как только осталась одна, снова навалило воспоминание о Захаре.
Она ушел. Бросил меня. Нет, он не бросил, просто ушел. Я его не виню. Он прав. Это трудно. Наверное, лучший выход, сделать аборт. Точно. Раньше не подумала, а теперь вот и выход. Избавиться и всё. Забыть.
Но это не вернёт мне Захара. Потому что я не смогу вернуться к тому, кто вот так поступил со мной. Я знаю, что он не виноват, это чувства, эмоции, но почему так плохо. Почему когда пытаюсь оправдать его, не могу.
Ну что же если я ему не нужна, значит и он мне получается, не нужен.
Запомнила это и решила, так тому и быть.
Прикрыла глаза. Ещё немного полежать, а потом встать.
Но в этот момент в дверь постучали…
Я открыла глаза, посмотрела дверь…
Она приоткрылась и в комнату проникла сначала голова Никиты, потом плечо. Он глянул на мою кровать, увидел, что я смотрю и вошел.