Книга Серебряная кровь - Рейчел Хартман

Я открывала двери, но все они вели во тьму, в которую я не решалась войти. Из одной комнаты вырвался порыв ледяного ветра; из другой на меня пахнуло едкими алхимическими парами; третью заполняли крики. Я тут же закрыла ее, но из-за странной акустики коридора звуки никак не угасали. Эхо не прекращалось, усиливая волну боли. Я мучительно шла вперед, врезаясь в стены и не решаясь заглядывать в другие двери.

Находилась ли я внутри сознания Джаннулы? Неужели она постоянно испытывала эти волны боли?

Сгустилась темнота, и я лишилась возможности видеть. Я нащупывала путь, держась руками за стены, пока они внезапно не исчезли. Я перестала ощущать пол под ногами. Я оглянулась в поисках коридора, из которого пришла, но не разглядела его. Вокруг меня ничего не было. Только пустота. Мои накопленные крики вырвались наружу, но их поглотило густое, всепоглощающее ничто. Эту пропасть было невозможно заполнить.

Вдруг меня мощным ударом откинуло назад. Снова проступили очертания коридора, по обеим сторонам от меня со свистом проносились двери, а я летела все быстрее и быстрее…

Я упала на грязную землю в своем мысленном саду, задыхаясь, будто из меня вышибло весь воздух. Джаннула склонилась надо мной, тяжело дыша. Ее волосы растрепались и спутались, руки были сжаты в кулаки, словно она только что ударила меня в живот. Возможно, так оно и было. Боль – моя собственная – растекалась по моему телу.

– Что ты видела? – закричала она. Ее лицо исказилось от ярости.

– Пожалуйста, прости! – Я закашлялась и уронила голову на землю.

– Никогда… не смей… – Она дышала прерывисто, так же, как я. – Это не твое дело…

Я обхватила голову руками. Она присела рядом со мной, прошуршав платьем и стукнувшись о землю.

– Это же было твое сознание, – отрешенным голосом произнесла я. – Это все твоя боль. Твои крики.

Я подняла взгляд. Она рассеянно сорвала календулу и начала выдергивать ее оранжевые лепестки.

– Пообещай, что никогда больше туда не пойдешь, – попросила она. Ее нижняя губа дрожала. – Достаточно того, что туда нужно возвращаться мне.

Я окинула взглядом ее профиль: резкую линию носа и нежный подбородок.

– Что случится с твоим телом в реальном мире, если ты останешься здесь?

Джаннула посмотрела на меня, не поворачивая головы.

– Мертвой я им не нужна. Наверное, будут кормить меня. Может быть, моя безжизненность даже их позабавит. – Она выдавила сердцевину цветка, вонзив в нее ногти.

– Так оставайся, – сказала я порывисто, но твердо. – Не возвращайся к этой боли или ходи так редко, как только возможно.

Орма бы не одобрил этот план, но дяде было не обязательно о нем знать.

– Ох, Серафина! – Джаннула схватила меня за руку и поцеловала ее. На ее ресницах сверкали слезы. – Раз мы будем жить как сестры, давай покончим с недомолвками. Ты спрашивала, кто заключил меня в тюрьму. Это были враги моего отца.

Я тихонько присвистнула.

– Но зачем?

– Они надеются, что он заплатит за меня огромный выкуп. Но он не станет. Он меня не любит. Он стыдится меня.

– Мне так жаль, – проговорила я, вспомнив собственного отца. Меня, конечно, не держали в тюрьме, но… свободной я тоже не была.

– Разве не ужасна судьба человека, лишенного отцовской любви? – проговорила она.

– Ужасна, – прошептала я. У меня разрывалось сердце от боли за нее.

Ее губы медленно расплылись в кошачьей улыбке.

Как счастливо мы зажили с тех пор!

Конечно, нам обеим пришлось приспосабливаться к тому, что Джаннула теперь жила в моем сознании. А вскоре сад стал для нее слишком тесен.

– Ты так добра ко мне, и я совсем не хочу жаловаться, – сказала она, – но мне так не хватает зрения, и чувства вкуса, и ощущений.

Я пыталась помочь ей, пропустив через себя зрительные картины, а также вкусы и запахи, как тогда – музыку, но у меня не получалось. Возможно, у меня не было достаточно сильной связи с остальными чувствами, поэтому они не могли преодолеть границ сада и передаться ей.

– Ты не могла бы не закрывать ворота в сад? – попросила она однажды вечером. – Я пыталась открыть их, но они были заперты.

– Сначала спрашивай меня о таких вещах, – сказала я, нахмурившись. Мы сидели в ее садике и ели пирожные, которые по вкусу уступали настоящим. Я понимала, почему она расстраивается.

Она округлила свои зеленые глаза.

– Я не знала, что есть места, куда мне нельзя заходить. Я подумала, раз я теперь тут живу… – Она осеклась и печально на меня посмотрела.

На следующий вечер я оставила ворота открытыми – в качестве эксперимента. Джаннула сообщила, что в сад стали просачиваться некоторые эмоции, ощущения и мысли, но все они были слишком блеклыми. А потом спросила – очень робко и вежливо:

– Можно мне выйти за пределы сада?

Я не знала, что сказать. Инстинкт подсказывал мне, что она просит меня об очень большой услуге.

– Я бы не хотела, чтобы ты за мной следила, – наконец произнесла я. – Даже сестрам нужно какое-то личное пространство.

– Я бы никогда так не поступила, – заверила она меня с такой теплотой, что я удивилась собственной глупости: как я могла в ней сомневаться? Я взяла ее за руку и сама вывела за ворота.

Она была на седьмом небе от счастья, как будто ей удалось сбежать из своей настоящей тюрьмы и увидеть мир. Ее счастье оказалось заразным – я никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Я решила, что теперь всегда буду оставлять ворота открытыми – по крайней мере, мне казалось, что это решение приняла я.

Отныне Джаннула бродила по моему сознанию, когда ей хотелось. Она была очень осторожна и старалась мне не мешать, но иногда происходили несчастные случаи. Один раз она задела какой-то шлюз, сдерживающий мой гнев, и я несколько часов рвала и метала, пока она разбиралась, как его закрыть. Потом мы вместе посмеялись над тем, как я накричала на сводных сестер и ударила отца подносом по лысой макушке.

– Знаешь, что интересно? – сказала она мне. – На вкус гнев напоминает голубцы.

– Да ладно? – протянула я между приступами смеха. – Какая нелепость!

– Честно, – настаивала она. – А у твоего смеха привкус марципана. Но приятнее всего любовь. Она словно ежевика.

Я ела марципановый пирог с ежевикой накануне вечером; видимо, он произвел на нее большое впечатление. Джаннула всегда придумывала неожиданные ассоциации, и мне это очень нравилось. Они раскрашивали мой мир в новые тона.

«А это у нас что?» – однажды спросила Джаннула, когда я возвращалась домой после урока, и я внезапно забыла, куда иду. Я нашла реку, но она текла не в ту сторону. Я точно знала, что север находится справа от меня. Однако стоило мне повернуться, мой внутренний компас тоже менял направление. Север всегда оказывался справа от меня, куда бы я ни смотрела. Я крутилась на месте, пока у меня не закружилась голова, а в следующую секунду я упала в реку. Ко мне подплыла баржа, и какая-то женщина выловила меня и отвела домой. Я промокла насквозь, но это почему-то меня смешило. Анна-Мари не стала скрывать подозрений и принюхалась к моему дыханию.