Книга Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают - Михаил Савеличев

Или стимулировать мозговую активность, если ты (вычеркнуто цензурой). Вроде бы именно поэтому ненцы, эвенки и прочие северные народности вдруг породили столько мозговитых ребят, которых жаждет завлечь к себе не только МГУ, но и сама (вычеркнуто цензурой).

Наши непрошеные гости сделали из своей находки огромную климатическую машину, с помощью которой и пытались, довольно неумело, выдавить нас из Арктики! А по сути, забивали микроскопом гвозди, попутно, за счет неумеренного испарения озера, превращая всю Арктику в огромное месторождение этой самой чудо-воды.

Поэтому, когда закончишь свое дежурство в штабе, выйди на улицу, найди снег почище (только не желтый! Ха-ха) и съешь его. В нем, хоть и совсем немного, содержится эта самая живая вода — то ли наследие древних гипербореев, то ли след падения метеорита, то ли порождение неизвестного нам пока закона природы.

А уж что она тебе добавит — никто не возьмется предсказать, даже я, по глупости выхлебавший целую канистру. Может быть, ума, хотя его тебе не занимать и так. Может быть, силы, хотя моей силы хватит на нас двоих, а в перспективе — на троих, четверых, пятерых. А может, просто — любви? Ведь любовь лишней никогда не бывает.

(Замечание цензора: прошу уведомить тов. Блинчикова, что столь щадящая цензура его эпистолярия является первой и последней поблажкой герою. Влюбленному герою. В случае повторного нарушения режима информационной безопасности тов. Блинчиков будет помещен на гауптвахту.

Цензор в/ч 07142 прапорщик Н. Прохорова)

Жевун и Зубастик

(Повесть о дружбе, великой стройке и динозаврах)

Посвящается Советским пионерам

Невыученный урок

Двойка!

И это когда до каникул остались считанные дни!

«Так нечестно!» — хотелось крикнуть Карику, пока Диплодок Александрович вписывал в дневник незаслуженно заслуженную оценку.

— Да, новенький, — сказал Диплодок Александрович, подув на красные чернила своей подписи и перелистав дневник, — не ожидал такого, не ожидал. За эту четверть у вас оценок по предмету раз и обчелся, могли догадаться, что я вас вызову. Или на что-то надеялись? — учитель посмотрел на Карика поверх очков.

Карик покраснел.

Надеялся. Очень надеялся. Во-первых, он в этой школе с позавчерашнего дня. Ну, кому из учителей придет в голову проверять — выучил новый ученик уроки или нет? Учителям русского языка, математики, географии и не приходило. Во-вторых, эта неделя — последняя в учебном году. Даже самые заядлые зубрилы и отличницы не учат уроки. А понимающие это учителя ничего не задают.

— Печально, печально, — вздохнул Диплодок Александрович и протянул дневник Карику.

Самое обидное то, что Карик никогда и никому не признается, почему не выучил урок. Чудища с огромного плаката «Ящеры, населяющие территорию СССР» жутко смотрели на него и хищно щерили огромные зубы.

— Ты их боишься, — прошептала Ирка, когда Карик сел за парту.

— Чего? — не поверил своим ушам Карик.

— Ты их боишься, — повторила Ирка. — Ты поэтому и не учил.

— Дура, — процедил Карик, но так, чтобы никто не услышал. Ирка вовсе не дура, а даже наоборот — записная отличница, из тех, которые всегда знают заданный урок, пишут в тетрадях ужасающе аккуратным почерком, а от их правильности хочется выть.

— В этом нет ничего стыдного, — рассудительно продолжала Ирка. — Если честно, я тоже боюсь. Как представлю, что ящер пробрался в Москву, жуть берет. Вот он идет по улице, топает лапищами через надолбы, заглядывает в окна…

У Ирки получалось рассказывать очень живо и достоверно. Карику хотелось зажать уши ладонями, только бы не слышать ее.

— Я поэтому биологию никогда ночью не учу. И даже вечером не учу. Учу сразу после школы, когда еще светло. Или утром. На солнышке не так страшно, — Ирка зябко повела плечами и плотнее укуталась в теплую кофту.

— Перестань, — почти с мольбой прошептал Карик. Очень уж он ясно представил ящера, который заглядывает к нему в окно.

— Конечно, у вас в Ленинграде и полярные ночи бывают, тогда учить все равно приходится, когда темно. Но у нас, в Москве, только белые ночи, но это в июне, когда каникулы.

Она не заткнется, с тоской подумал Карик. И даже учитель ей замечание не сделает за болтовню, так как слушает, жмурясь от удовольствия, рассказ другой отличницы — Верки Огородниковой, которая четко, громко, с расстановкой рассказывает о повадках спинорогов.

— Но ты, главное, не переживай, — придвинулась ближе Ирка. — Если хочешь, я тебя на буксир возьму, будем вместе готовиться…

Это уже слишком!

— Хватит! — неожиданно для себя в полный голос крикнул Карик и оттолкнул Ирку так, что она слетела со скамейки парты.

Ирка сидела на полу, беззвучно открывая рот, похожая на лягушку.

— Лукина, что у вас происходит? — вытянул шею Диплодок Александрович. — Ты почему упала?

— Ее новенький сшиб, — услужливо подсказала Ядвига Бедова, по прозвищу Ябеда.

— Шею ему надо намылить, — угрожающе заявил с последней парты второгодник Иванов. — Даже я девчонок не трогаю.

Класс зашумел. Кто-то предлагал накостылять новенькому, кто-то — вызвать на совет дружины, а кто-то и вообще — отправить к директору с родителями.

— Я сама, — тихо сказала Ирка, поднявшись с пола и отряхивая платье. — Карик не виноват.

Неожиданное решение

— А поворотись-ка, хлопец! — сказал человек густым, рокочущим голосом, похожим на шум полноводной реки. — Дай на тебя посмотреть!

После позорного бегства из школы от кулаков второгодника Иванова, Карик чувствовал себя так, словно сдал на уроке физкультуры кросс на три километра. А еще лифт в доме не работал, пришлось взбираться на двенадцатый этаж по широкой мраморной лестнице, часто останавливаясь на площадках и притворяясь для проходящих мимо соседей, будто вид из окна настолько привлек внимание, что он решил прервать восхождение и рассмотреть его во всех подробностях. С головокружительной высоты заторившие проспект автобусы, троллейбусы, грузовики, такси походили на крошечных жучков, а люди — на маковые зернышки.

Карик утирал пот со лба, ремни ранца впивались в плечи, а на ноге появилась мозоль от новых скрипучих ботинок. Единственное, что поддерживало в восхождении на свой этаж, это желание сбросить проклятую обувь, закинуть подальше ранец и упасть на кровать. И лежать, лежать, лежать.

— Не надо на меня смотреть, — хмуро пробормотал Карик. Этого дядьку он никогда не видел и решил, что к отцу заявился очередной сосед — познакомиться, подсобить в обустройстве на новом месте.

— Ишь ты, — удивился дядька. — Неужели «Тараса Бульбу» не читал? Или его по литературе позже проходят?