Книга Женщины гребут на север. Дары возраста - Мэри Пайфер

Мы можем запланировать и провести особые ритуалы, которые ознаменуют наш переход к новой странице жизненной истории. Каждый год в январе мы с моей невесткой отправляемся на машине в центр духовных практик, чтобы побыть вместе и, год за годом, создавать новые страницы общей истории. Мы проводим время за чтением, в тишине, или обсуждаем минувший год и год, идущий ему на смену. В беседах создаем истории, которые способствуют нашему духовному исцелению. Некоторые люди даже о стирке рассказывают с воодушевлением, а кому-то и поездка в Антарктиду покажется скучной. Разница в эмоциях и мотивах. Сравните: «Король умер. Королева умерла» — это констатация факта. «Король умер. А королева скончалась от горя» — это уже история. Истории — всегда интерпретации фактов.

С возрастом мы можем научиться искуснее рассказывать душевные истории. Например, когда подруга слишком резко заговорила, можно подумать: «Наверное, у нее был тяжелый день». Когда мы были моложе, могли решить: «Она меня больше не любит». Но теперь смотрим иначе, потому что привыкли не принимать все на свой счет. Почти все происходящее вокруг к нам лично отношения не имеет.

Как психотерапевт я старалась помочь клиентам сочинять более жизнеутверждающие истории. И задавала им такие вопросы: «Когда вы вели себя мужественно или проявляли большую стойкость, чем обычно?», «Какой была бы ваша жизнь, если бы вы были ею довольны?»

Работая с жертвами насилия и теми, кто пережил психологическую травму, я интересовалась у них: «Когда вы вспоминаете ту ужасную ситуацию, какими действиями в тот момент могли бы гордиться?» Мне отвечали, например, так: «Когда меня насиловали, я старалась сопротивляться. А потом позвала на помощь полицию». Или: «Неважно, что я был в отчаянии по дороге в Америку, я все равно старался быть добрым к людям, которых встретил тогда».

За годы работы я встречала людей, которым было почти нечего рассказать. Они не помнили детство, а став взрослыми, не собирали коллекцию впечатлений. Я предлагала им найти тех, кто помнил их детьми или время, когда они повзрослели, чтобы те люди рассказали им истории о них самих или предоставили какую-то информацию. Я предлагала побывать там, где они раньше жили и ходили в школу. Чувства помогают восстановить цепочку событий прошлого.

Когда клиенты сконцентрированы на воспоминаниях, связанных с приятными чувствами, они рассказывают о летних каникулах на пляже или запахе еды, которую готовила бабушка; иногда — о музыке, которая неслась с улицы. Это помогало им взглянуть на болезненные воспоминания прошлого со стороны. Они вспоминали, чтоб были счастливы и их любили. Каждое чувство с чем-то связано. Некоторые заставляют страдать и печалиться, другие радуют. Еда часто пробуждает воспоминания. Когда я ем то, что раньше готовили мои тетушки, я пробую на вкус время. Или мы можем помнить вкус какой-то еды. Я уже тридцать лет не готовлю рубленое мясо на тостах, которое мои дети ели на завтрак, но сейчас, когда пишу эти строки, ощущаю его вкус. Я вспоминаю нашу крохотную кухню с потрескавшимся красным линолеумом и вижу нетерпеливые лица моих детей, которые ждут подливку. Я улыбаюсь, вспоминая об этом.

Когда я недавно была в школе, где мой сын учился в старших классах, и проходила мимо бассейна, где он стал чемпионом штата, отчетливо вспомнила, как он стоял в очках для плавания и синем гидрокостюме, заняв стартовую стойку. Чувствую запах хлорки и ощущаю тот же прилив адреналина и нетерпения, что тридцать лет назад. Я слышу, как родители и товарищи по команде громко подбадривают пловцов, когда мой сын Зик приближается к финишу.

Возможно, самые яркие ассоциации вызывают аудиальные воспоминания, особенно музыкальные. Мы помним музыку, связанную и с грустными, и со счастливыми событиями жизни, но если концентрируемся на мелодии, которая заставляет вспомнить о счастливых моментах жизни, это вызывает улыбку. Исследование, проведенное Эллен Лагер, доказывает: когда люди слышат музыку своей юности, к ним возвращаются не только музыкальные воспоминания, но и память о многом другом. Ее исследования доказывают, что мы способны улучшить состояние своего здоровья — физического и душевного, прослушивая мелодии, связанные со счастливыми периодами нашей жизни.

Некоторые истории жизни порой крепко прилипают к нам, хотя их «срок годности» прошел. Если мы пережили психологическую травму в детстве, скорее всего, усвоили неправильные способы борьбы с ней. Мы отрицали факт ее существования или воспроизводили во взаимоотношениях с другими людьми. Впали в скорбное бесчувствие или стали причинять себе вред, вероятно, приняли решение никогда больше не доверять людям. Вполне возможно, мы продолжаем вести борьбу длиною в жизнь с беспокойством, депрессией, гневом или сожалениями. Независимо от того, насколько высоко качество нашей жизни в данный момент, мы все равно ощущаем себя жертвами.

У меня была возможность переосмыслить одну старую историю, когда мы с Джимом посещали фестиваль в Роки-Маунтин. Все лето мы занимались внуками и помогали моей сестре, которая несколько раз лежала в больнице, были с ней в реабилитационном центре и хлопотали дома, обеспечивая ей необходимый уход и лечение. Когда мы прибыли в Колорадо, дети были благополучно пристроены на целый день в детский сад, и моей сестре на какое-то время стало лучше. Я чувствовала себя беззаботной впервые за несколько месяцев.

Мы с Джимом развлекались, как обычно. Поужинали в итальянском ресторане на Перл-стрит. В нашем домике я спала на веранде с видом на горы Флатирон, под звездным небом. В пятницу мы посетили фестиваль, который был в полном разгаре. В субботу я решила провести день, как мне хочется.

Джим привез меня на Перл-стрит и оставил там, а сам поехал на фестиваль. Я пришла в свое любимое место — книжный магазин Булдера и зарылась в книги. Потом зашла в соседнее кафе со столиками на улице, заказала себе суши и бокал вина. Смаковала каждый кусочек и глоток. Наблюдала за прохожими. Примерно через час я стала медленно возвращаться вверх по горе, где мы жили. Жара к этому часу усилилась, и я была рада, что захватила с собой бутылку воды. По пути заглянула на Колумбийский погост — старое кладбище, мимо которого мы с Джимом проезжали многие годы. Нам все было некогда остановиться там, а в тот день у меня нашлось время.

Я бродила там, разглядывая имена усопших на надгробиях, некоторые из которых датировались 1840-годами и ранее. Я смотрела на могилы женщин и детей, разбирая старые полустертые надписи, сохранившие горькие чувства тех дней, когда они создавались. У Розы Петерман, умершей в десятилетнем возрасте 6 мая 1881 года, на маленьком белом надгробии была изображена ныряющая девочка, а рядом — надпись: «Наша Роза». На другом камне увековечены два брата: Ларри, которому было четыре года, три месяца и двадцать дней, и Рой шести лет и двадцати дней, умершие один за другим, с перерывом в шесть дней, в 1880 году. На их полуразрушенном камне были изображены два голубка, улетающие прочь.

На кладбищах мне в голову всегда приходит одна и та же мысль: «Они приходят и уходят. Мы приходим и уходим». Это успокаивает.

Я легла в траву у могил и стала смотреть в небо. Мне вспомнилось одно японское слово, которое узнала от подруги — «комореби». Это значит свет, который струится сквозь листву. Мое первое воспоминание — когда я, совсем маленькая, лежу на лоскутном одеяле на траве, а солнечный свет пробивается сквозь вершину дерева. Я всю жизнь искала этот узор из сияющего неба и теней листвы. В тот день на старом кладбище солнце вспыхивало и тускнело в ветвях вязов и кленов над моей головой. Вдалеке небо закрывали Скалистые горы, окутанные синью облаков, которые превращались в послеполуденные грозовые тучи.