Книга Наш принцип - Александр Пономарёв

«Все, охота закончена. Всю масть ты мне перебила, мать. Светиться нельзя, хоть и старая бабка, но горянка внимательная. Запомнить может».

Саня посидел еще минут двадцать и выдвинулся к месту засады.

«Вот здесь я сидел на корточках. Стреляли по мне оттуда. Ага. По ниточке. «Эфка» у корней дерева, грамотно поставлена. Кабы не солнышко-колоколнышко, вовек не заметить. На колечке гранаты клочок шерсти, даже в косичку заплетен — не поленился диверсант, так хотелось марку поддержать. — Саня снял косичку, понюхал, в нос ударил слабый запах слежалой псины. Волчья. — Теперь вернемся назад. Пули, стало быть, полетели в ту сторону. Поищем, вдруг повезет?»

Саня обходил местность, внимательно разглядывая каждое дерево, каждую ветку. Есть. Вот они, девять граммов в сердце.

У одного из платанов пуля зацепила самый краешек, да и застряла в коре, прямо сбоку. Саня выковырнул пулю ножом. Подержал на ладошке, разглядывая, подкинул вверх, поймал, улыбнулся и двинулся в лагерь.

— Выследил волка, молодец, капитан. — Командир отряда Макеев рассматривал пулю со всех сторон.

— Нет, Константин Иваныч, он меня выследил. Засаду на меня устроил.

— Ты ее на зуб еще попробуй, командир. — Врач отряда Корнев тоже внимательно рассматривал пулю.

— Калибр 9x39. ВСК — войсковой снайперский комплекс. Наше оружие, спецназовское, — сказал Старков, доставая сигарету из пачки.

— Думаешь? — поднял на него глаза Макеев.

— Не думаю, знаю, командир. Стрелял бесшумно, с глушителем.

— Дневальный! — Командир откинул полог палатки. — Ну-ка, бери журнал ориентировок — и ко мне.

В палатку вбежал боец с видавшей виды конторской книгой.

— Здесь я, товарищ полковник.

— Молодец. Ищи сводки за апрель этого года. Давай-давай, шевелись. Десятого или четырнадцатого числа. Нашел? Читай.

Дневальный встал по стойке «смирно» и нараспев, как стихотворение, прочитал:

— Четырнадцатого апреля в 10:02 у села Кара-Юрт было совершено нападение на машину УАЗ военной комендатуры…

— Дальше, вон там, на третьей строке, — нетерпеливо перебил его Макеев.

— Где? А-а-а, здесь. Похищены два автомата АК-47 и одна винтовка ВСК. Прокуратурой заведено уголовное дело по статье «Терроризм» номер…

— Все. Хорош. Свободен.

— Есть, — козырнул дневальный и вразвалку вышел из штабной палатки.

— Наш Черный Волк. ВСК у комендачей позаимствовал…

— Я ж и говорю, — затянулся сигаретой Старков.

— Каков из себя?

— Маленький, юркий. Бегает быстро — не угнаться. Не мужчина — либо подросток, либо девчонка. Местный — это точно. В зеленом маскхалате.

— Бегает хорошо, стреляет плохо, — задумчиво протянул врач, вертя в руках пулю.

— Выходит, так, Андреич!

— Лица не заметил? — Командир поднял глаза на Старкова.

— Нет. Все время со спины его видел. На голове капюшон.

— Да-а-а. Задал ты, капитан, задачку. Девчо-о-о-нка. Ну ладно, мы тут по-своему поищем. А ты Колесниченко еще задачу поставь — пусть поспрошает местных и в поиск каждую ночь. Давай, Саня, время выходит.

— Есть, командир. — Саня затушил сигарету о каблук берца и вышел на воздух.

Серега Колесниченко, как всегда, занимался своим любимым делом — чистил картошку и покуривал. Это, по его словам, как-то успокаивало нервную систему.

— Ого, какие люди, салам, Саня, — старшина приветливо улыбался, — сидай рядышком.

— Здорово, братское сердце, — Старков присел, — давай сигаретку.

Колесниченко вытащил из кармана смятую пачку сигарет.

— Это — последние, Сань, не привезли. В горах камнепад сошел, дорогу к нам отрезало. МЧС сказали — только через пару недель расчистят.

— Эге, и чего же делать нашему курящему брату?

— Табаку тебе отсыплю. Козью ножку умеешь крутить или научить тебя?

— Умею, а бумагой где разжиться?

— Вон смотри: рядом с полевой кухней стопка газет — местные принесли. Бери сколько хочешь, закончатся — приходи еще. У меня этого старья навалом.

— Спасибо, Серега, — Саня засовывал в карман разгрузки пакет с махоркой, — я задачку поставить тебе хотел — поспрошай местных насчет пацаненка или девчонки бойкой. Видел я сегодня утром призрака этого. На черного волка никак не тянет, скорее, волчонок. Но бегает по лесу — лося обгоняет.

— Хорошо. Не вопрос.

Саня поднялся, чтобы уйти, но почувствовал — недоговаривает чего-то старшина.

— Что-то случилось, Серый?

— Да я тебя, Саня, уже неделю спросить хочу, да все недосуг как-то. — Колесниченко смотрел в сторону.

Старков снова сел рядом.

— Ну, спрашивай, коли хочешь.

— Говорят, ты за два месяца до командировки развелся…

— А, вон ты о чем. И что еще говорят?

— Да видел я твою бывшую пару раз — ничего вроде баба…

— В том-то и дело, что ничего — пустое место, фальшивка…

— Не жалко тебе? Все ж столько лет вместе…

— Серег, самый короткий путь — это путь правды. Как можно жалеть о человеке, который льет лживые слезы при расставании, пишет лживые письма, составляет лживые дневники, радуется, поет тебе песни под гитару — и все это оказывается блефом? Все нормально, ни о чем не жалею…

— Как-то невесело ты это говоришь…

— Старшина, ты о сроке давности что-нибудь слыхал?

— Ну, мы же с тобой в милиции служим, юристы какие-никакие, конечно, слыхал. Знаю, что это такое…

— У каждого преступления, Серый, есть срок давности. У каждого, даже у убийства. Одного только люди никогда не могут простить. Предательства. Видимо, считается, что предать человека или людей, которые тебе доверяют, — самое страшное и подлое. У предательства срока давности нет…

— Все правильно, Саня, — старшина поморщился, — да я что, Полина Ивановна моя письмо мне прислала из дома, две недели назад еще. Пишет: видела Санину бывшую, переживает, мол, баба, ты там поспрошай его, может, поостыл малый. А теперь вижу, все правильно: предателей надо вычеркивать — из памяти, из сердца, из жизни — безжалостно. Все, закрыли тему. А насчет пацаненка я поспрошаю, эт ты не волнуйся. Сделаю в лучшем виде.

Этой ночью было совсем темно. Луна спряталась за черные тучи. Саня посмотрел на небо — тучи по ходу беременные, поутру дождичек брызнет. Хотя как в горах может «брызнуть» дождик, он знал не понаслышке.

«Ну и хорошо, что луны нет, — подумал капитан, — в ночник наблюдать удобнее». И он достал из разгрузки старый добрый «Ворон».