Книга Страшный человек - Сергей Протасов

— Сколько денег?

— Пока сто зеленых кусков, я думаю, хватит.

— Деньги у меня есть, — облегчение раскатилось по телу Олега, каждая клеточка возликовала. — Но…

— Проблемы?

— Немного. Деньги в ячейке в банке. Никто, кроме меня, не сможет забрать.

— А по доверенности?

— Я не знаю. Наверное, можно, договор нужно посмотреть, но я могу позвонить вице-президенту, и он по доверенности выдаст. Сто тысяч?

— Сто — это людям. Еще пятьдесят мне. Сто пятьдесят. Есть столько?

Глубочайшее отчаяние, сменившееся полным блаженством, на фоне психологического террора последних дней раскачали сознание Волкова. Он отдаленно осознавал, что происходит что-то не то, что нужно быть внимательнее и осторожнее, но не мог справиться с собой, положившись на удачу. Страшная расправа отступала благодаря благородству прожженного вора, и усомниться в его намерениях, как-то выразить сомнения или недоверие казалось неучтивым, опасным и несвоевременным. «Потом, — решил он. — Потом все обдумаю. Подумаешь, сто пятьдесят тысяч, не последние же. Главное — жить, тогда и Дашка будет в порядке. Обязательно все наладится. Если заплачу еще, то он поможет мне и вовсе снять обвинения. Я чувствую, этот вор много может и деньги любит».

— Да, есть. Спасибо вам, Беломор! Не знаю, как вас благодарить!

— Ладно, ладно, я же вижу, нормальный пацан попал, надо выручить, — довольный вор откинулся на стуле. — Заработать заодно. Верно?

— Конечно, конечно! Обязательно заработать, я понимаю!

— Я знал, ты согласишься, даже доверенность заготовил. Подписывай вот тут, и все будет хорошо.

Не глядя в текст, Волков пописал там, куда указывал грязный ноготь Беломора.

— Вот молодец. И еще. Пока тебя переведут в отдельную камеру от греха. Кубик — он всех раскладов не знает, может ошибка получиться. Непоправимая. Это ж не зуб, не запломбируешь потом, — злой смех Беломора прокатился по камере. — Посиди пару-тройку дней в одиночке, так спокойнее всем будет. Всё, ступай. И никому ни слова. Если узнаю, что болтаешь, считай, нашего договора не было. Отменю всё. Никому — уяснил?

— Конечно! — воскликнул Волков. — Беломор, вы, наверное, вор в законе? Да?

— Ну, — удивился вор. — У нас не говорят «вор в законе», это менты придумали. У нас говорят «законник» или «бродяга». Ты поменьше трепись, дольше проживешь.

— Да, да, я знаю, — перебил воодушевленный Олег. — Понимаете, про воров ходят разные разговоры. Что они, ну, не совсем, что ли… Но я так теперь не думаю. Я теперь знаю, что и среди вас есть порядочные люди, честные и благородные в своем роде. Я, как вас увидел, сразу поверил вам, — Беломор вскинул брови, но Волкова несло. — Подумал: этот человек спасет меня от позора. Ничего так в жизни не боялся, как позора. Вы же не обманете меня?

— Я? Я — нет.

— Слово даете? Да? Я же ученый, доктор наук, у меня имя в моей области, репутация, меня уважают и даже боятся, — Волков гордо взглянул на собеседника. — Да-да, боятся. И вот теперь тюрьма! Вы представляете, что подумают здесь в университете? А в Москве в МГУ? Полчища завистников возликуют, узнав о моем унижении. Этого нельзя допустить, надеюсь, вы меня понимаете. Я знаю, вы сможете вытащить меня отсюда. У вас глаза честного человека, такие глаза не лгут.

— Завязывай, а?

— Мне бы выпить. Столько нервов отнимает. Совсем спать не могу, думаю всё, думаю.

— Хорошо, будет возможность — принесут тебе что-нибудь, — в глазах вора блеснула новая идея. — И от бессонницы. Давай, вали.

— За напускной грубостью вы прячете нежную, тонкую душу, — торопился Олег. — Я очень хорошо разбираюсь в людях. Но вы не бойтесь, я никому ничего не скажу. Всё, о чем мы говорили, останется тайной навеки. Никому, — как заклинание повторил Волков, выходя из темной камеры Беломора в темный коридор. — Никому, никому, никому, — повторял он про себя, когда шел обратно в камеру, — Слава Богу! Все обойдется. Никому! Я молился, и Он меня услышал и послал мне этого замечательного человека. Деньги, всем нужны деньги. Только мне никогда не нужны были деньги сами по себе. Я всегда жил только наукой, только служением человечеству. С другой стороны, чья-то алчность спасет мне жизнь. Пусть так. Слава Богу! Никому, никому, никому…

5

Утром первого мая, когда всех отправили на прогулку, Волкова перевели в отдельную, маленькую камеру, подобную той, в которой его держали в отделе. Праздничные майские дни тянулись долго и спокойно. Волков взахлеб читал, проглатывая книгу за книгой, наслаждаясь вынужденным одиночеством и свято уповая на удачу и обещания вора.

В понедельник среди дня Беломор сам пришел к Волкову.

— Как устроился? Хорошо! Вижу, освоился. Молодец.

— Спасибо вам!

— Не стоит. Слушай, Олег, дела идут. Денег мы еще не получили, но движение уже есть. От тебя требуется кое-что еще.

— Что? Я готов.

— Напишешь заявление о том, что признание получено незаконно. Надо начинать давить на мусоров, сами они от тебя не отстанут. Хорошо? Вот тебе бумага и ручка, пиши. Генеральному прокурору Российской Федерации. Заявление. Я, такой-то, дата рождения, место регистрации. Написал?

Польщенный тем, что его назвали по имени, Волков строчил, еле поспевая за диктующим.

— Находясь под стражей в СИЗО города такого-то по обвинению по статьям сто пять и тридцать три УК РФ, заявляю, что признание в убийстве Безроднова Е. В. и его семьи получены следователем Токаревым Н. И. путем запугивания, пыток и угроз жизни моей дочери. Все обвинения являются враньем, и я от них решительно отрекаюсь, потому что не имею никакого отношения к этому преступлению. Успеваешь? Фотографии мне подбросили, а отпечатки моих пальцев появились там, потому что я брал их в руки от следователя Токарева. Свидетелями и участниками насилия были следователь Зайцев В. С. и оперуполномоченный Федоров С. А., которые всячески способствовали моему давлению.

— «Моему давлению»? Так и писать?

— А чё? Нормально, давай дальше. Прошу вас расследовать данное должностное преступление следователя Токарева Н. И. и его подельников и прекратить бардак и несправедливость. В случае отказа мне предупреждаю, что готов объявить сухую голодовку и обратиться с жалобой в заграничный международный суд по правам человека. Я могу пойти на самые крайние меры, потому что затронута моя честь.

— На крайние?

— Это так, на понт возьмем. Написал? Подпись и дата — первое мая.

— Готово. Думаете, сработает?

— Сработает. У нас тоже юристы есть и связи. Кстати, если адвокат придет к тебе, ты с ним особо не откровенничай. Хорошо? Скорее всего, он со следствием будет сотрудничать. Понимаешь?

— Конечно, конечно.

— Слушай, для получения денег надо расписку дать, что ты типа деньги занял у гражданина и теперь долг возвращаешь. А то трудно будет объяснить почему деньги снимаются, когда человек сидит. Следователь может подкопаться, если узнает. Вот бланк с текстом, мы расписку потом нотариально заверим.