Книга Леонид Квасников. Разведчик эпохи атома и космоса - Анатолий Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слово об идеологе НТР. В это зарождающиеся подразделение разведки (тогда оно называлось «техническое») активно в предвоенные годы вошел Леонид Романович. И именно они — их было четверо — начали формировать «атомное направление». Однако термин «атомное оружие» появился позднее, а в то время речь шла о новых видах сверхмощных взрывчатых веществах.
Это был настоящий подвиг: Леонид Романович смог предвидеть начало работ за рубежом над созданием атомного взрывчатого вещества необыкновенной мощности и инициировал работы над этой проблемой в нашей стране (первое предвидение!). Прагматично размышляя, он упредил сбор комплексной информации об авиаракетной технике (второе предвидение!). Судьбоносно для оборонной и хозяйственной области упредил отсталость в нашей науке в области кибернетики (третье предвидение!). Им начата мощная «кампания» по компьютеризации НТР и затем всех аспектов разведки госбезопасности (четвертое предвидение!).
Только три инициативы-предвидения уже обессмертили бы Леонида Романовича… Но в памяти разведчиков, ученых и специалистов различных областей науки и техники разведчик-ученый остается идеологом, стратегом НТР и бессменным ее руководителем долгие и чрезвычайно плодотворные двадцать пять лет. После вынужденной отставки Леонида Квасникова его дело продолжил Владимир Барковский и когорта «гвардейцев Квасникова».
Имея прямой контакт с учеными-физиками, создающими атомную бомбу, Леонид Квасников снискал их глубокое уважение — они «отдавали должное его интуиции». И он, талантливый руководитель, зачислил в свои ряды Барковского еще тогда, когда тот под фашистскими бомбами и ракетами работал в лондонской резидентуре и был известен как разведчик-инженер и руководитель обширной сети ученых и специалистов, работающих «над проблемой атома» с его возможностью распада в форме взрыва колоссальной силы.
Леониду Квасникову были известны работы советских ученых-ядерщиков Харитона, Зельдовича, Флерова и Петржака о возможности цепной реакции, а также датчанина Нильса Бора, Джона Уиллера (США) и Отто Фриша (Британия). От его внимания не ускользнул тот факт, что в западных научных журналах стали исчезать все публикации по ядерной физике. Причем в тот момент, когда в этой области были сделаны интереснейшие и многообещающие открытия.
Справка. В конце 1938 года ученые теоретически рассчитали, что процесс распада урана может протекать в форме взрыва колоссальной силы. После начала Второй мировой войны по инициативе венгерского ученого Лео Силарда, переселившегося в Америку в годы фашизма, Альберт Эйнштейн написал письмо на имя президента Рузвельта. В нем он указал на возможность появления бомб нового типа и высказывал опасение, что фашистская Германия может первой создать такую бомбу.
Рузвельт понял суть опасности и учредил консультативный комитет по урану с целью наблюдения за исследованиями и ввел строгую цензуру на публикацию по атомной проблематике — ив научной прессе Запада наступило полное молчание.
Идея возможности создания ядерного оружия родилась приблизительно одновременно в США, Англии, Германии и СССР. Но у ученых этих стран были неравные стартовые позиции. В США к началу войны с Германией было сформировано государственное управление, которое занималось организацией работ по созданию бомбы. В Англии образовался Урановый комитет, который занимался тем же, а в СССР такого государственного центра не было.
Первым забил тревогу президент АН СССР академик Владимир Вернадский. Он написал письмо в президиум АН и зампредсовета народных комиссаров Булганину. Зампред на письмо не ответил, а президиум ограничился созданием Урановой комиссии (комиссия прекратила свое существование после начала Великой Отечественной войны в связи с трагическими событиями первого периода противостояния германскому вторжению и переводом всех работ АН по 200 военно-прикладным тематикам).
Историческая справка. Академик Владимир Иванович Вернадский, естествоиспытатель, философ, историк науки, социолог и многолетний президент АН СССР, был одним из крупнейших ученых-провидцев русской и советской науки. И в своем «сигнале» в адрес советского правительства о вероятности и возможности появления в мире взрывчатого вещества особой мощности он опирался на свое предвидение, высказанное им еще в… 1887 году.
Ученому было 24 года, когда его посетила гениальная догадка о принципиальной возможности существования в природе сил, которые многократно превышают по своей мощности все известные до сих пор человечеству. В своих предположениях русский ученый был весьма конкретен. Вернадский писал, что эти таящиеся в природе силы необходимо, во-первых, «открыть», практически «извлечь» из природы, и, во-вторых, силы эти способны не только «удесятерить» мощь человека, расширить «возможности новых приложений», но и реально выступить перед людьми в «отталкивающем, пугающем обличии» — как силы страшные.
Владимир Вернадский был человеком своего времени — вторая половина XIX и первая половина XX века (1863–1945). И был он ученым «Ответственно Впередсмотрящим».
На факт исчезновения публикаций по атомной проблеме обратил внимание Леонид Квасников, инженер-химик по образованию и по долгу службы следивший за всеми научными публикациями в иностранной прессе (об этом «исчезновении» из Нью-Йорка сообщил также резидент разведки Гайк Овакимян). И осенью 1940 года по инициативе Квасникова в резидентуры в США, Англии, Франции, Германии и Австрии была направлена директива: выявлять центры поиска способов применения атомной энергии для военных целей.
Квасников знал положение дел в Союзе и, получив сведения из Штатов о том, что «… по сообщению агента Бира, ядерные исследования в США проводятся с некоторого времени секретно: ученые опасаются, что их публикации могут помочь немцам создать свою атомную бомбу…», еще более уверовал в факт начала реальных работ над атомным оружием в Германии и в подготовку таких работ в Англии и США.
Так случилось, что ознакомление с шифровками помогло Квасникову предусмотреть и начало работы разведки «по теме», ибо «умолчание о каком-то секрете — лучшее доказательство его существования. Теперь главное — не затерять атомный след. А еще уговорить начальника разведки Фитина не докладывать пока об этом наркому Берии». Квасников опасался, что Берия может не поверить и обвинит разведчиков… в дезинформации. А пока в резидентуры ушло его новое указание: продолжить собирать сведения по атомной проблематике — где ведутся работы, уровень их успеха, научные силы…
Прозорливость разведчика-ученого? Несомненно. Однако здесь сказалось следование триаде факторов наступательной позиции в деяниях советской разведки и ее особого значимого для обороны страны направления — НТР, а именно: знать, предвидеть, упреждать. С момента прихода в разведку Леонид Квасников овладел этой триадой блестяще — тому свидетельством вся его жизнь в госбезопасности.
У резидентуры в Лондоне на связи были члены знаменитой «Кембриджской пятерки». Естественно, им было поставлено задание добывать нужную «урановую информацию». И в сентябре 1941 года резидентура уже переслала сотни страниц документа Уранового комитета, в котором содержался категорический вывод: атомную бомбу можно сделать.