Книга Хтонь. Человек с чужим лицом - Руслан Ерофеев

— Угу… — вновь неохотно кивнул Казарин.

— Ну вот вам и объяснение! — обрадовался врач. — Вы переживали, искали ответ на заданную вам задачу, терпели поражение за поражением! Наверняка испытывали сильное переутомление, стресс. Недосыпали, буквально жили на работе! Вот нервишки у вас, пардоньте, и сдали…

— Но ядерный взрыв-то уж совсем никак не укладывается в эту вашу теорию! — заспорил Казарин. — При чем здесь он — и мои впечатления от убийства?

— Ну взрыв! — почесал блестящую, словно смазанную маслом лысину доктор. — Мало ли что может привидеться! Вы же, извините, еще и алкоголем усугубили… Пожалуй, глобальная катастрофа любого вида — это некий архетип, заложенный в подсознании человека. Точнее, в коллективном бессознательном. Вот он и всплывает в моменты любых тягостных переживаний и сомнений. В пограничном состоянии психики, так сказать. Армагеддон, Всемирный потоп, извержение Везувия… Люди мучительно боятся конца жизни — может, именно потому они и стремятся оставить после себя как можно больше потомства. Продолжиться в детях и внуках. Конец всякой жизни — это то, чего люди страшатся больше всего. Кстати, совершенно напрасно страшатся. Судите сами: ведь так называемый «конец света» — это событие абсолютно неизбежное. Которое рано или поздно произойдет — учитывая, что даже Солнце имеет свой срок существования. Так что совершенно незачем воспринимать это как кошмар! Напротив, по мне, в подобной вселенской катастрофе существует даже своеобразная поэтическая красота…

Доктор мечтательно зажмурился и откинулся на спинке стула.

«Не зря говорят, что психиатры сами все чокнутые, — мысленно констатировал Артем. — Вот уж действительно доктор клизму пропил. А вместе с ней и мозги. Кстати, хорошее было бы название для книги или фильма о нашей спивающейся интеллигенции. Да только кто такое напечатает или снимет!»

— В общем, нервы у вас, конечно, ни к черту, — отвлекся врач от блаженных мечтаний о всеобщем трындеце и почесал свой синеватый нос, предательски сигнализирующий о чрезмерном пристрастии своего обладателя к медицинскому спирту. — Но это дело поправимое. Сейчас пропишу вам курс препаратов. Только придется вам, извиняйте, немного пожертвовать мягкими тканями ягодиц, уж не без этого…

— Послушайте, а другого лечения, кроме как через жопу, у вас вообще, что ли, не предусмотрено? — разозлился опять Казарин.

— А вот агрессию проявлять я вам еще раз настоятельно не рекомендую, — очень вкрадчиво и любезно посоветовал адепт «жопной медицины». — Этим вы делаете хуже только самому себе… Подумаешь, ягодицы! Экая драгоценность! Можно потерпеть некоторое время. Зато наградой вам будет — вы только представьте! — полное избавление от ваших галлюцинаций! Так что, вы согласны попробовать, товарищ Казарин? Будем лечиться?

«Попробовал бы я не согласиться!» — подумал Артем, а вслух сказал:

— Согласен-то я согласен. Вот только кто, если не я, поймает убийцу?..

Глава 3

Профессор смилодоньих как

Главный герой по достоинству оценивает прелести дурдомовского общепита и узнаёт, что пришельцы среди нас, причем ближе, чем кажется.

В голове Казарина теперь сбесившейся каруселью вертелись великолепные и страшные пушкинские строчки:

Да вот беда: сойди с ума, И страшен будешь как чума, Как раз тебя запрут, Посадят на цепь дурака И сквозь решетку как зверка Дразнить тебя придут…

— Мне знакомо ваше лицо, тааристч! Это не с вами я воевал на Малой земле?

Артем отстранил болтливого Леонида Ильича и прошел в свою палату, шаркая растоптанными туфлями, чтобы они не слетели с ног. Шнурки у него отобрали, а тапок не было.

— Ну, ты даешь, Леня! — привстал с койки полуголый «Салтыков-Щедрин», но онанировать при этом не перестал, виртуозно, как заправский жонглер, перехватив свой отросток из левой руки в правую, а освобожденной конечностью опершись на спинку кровати. — Это ж твой дружок, Хонеккер!

И раскатисто заржал, наблюдая, как Брежнев сразу же, словно по команде, полез к Артему целоваться. «Ручной привод» Михаила Евграфовича при этом заработал с утроенной силой. С утра Казарин чуть не прибил его, обнаружив дегенерата онанирующим на маленькую, как на паспорт, фотографию Насти, которую он оставил на своей тумбочке. Обещал повыдергать все причиндалы, если тот еще хоть раз дотронется до фото. Вроде понял, присмирел…

— Иди ты в баню, Бреднев! — ругался Артем, отталкивая от себя любвеобильного генсека, испускавшего пряный аромат мочи и немытого тела.

— Банный день у нас по субботам, — подал голос со своей койки профессор Гаплевский. — Это так, молодой человек, к сведению. А сейчас наступает время завтрака. — И старик мечтательно облизнулся.

Словно подтверждая его слова, по коридору раздался жестяной звон баков, в которых привозят в «дурку» пищу «Баландеры» уже тащили их к пищеблоку. Запахло макаронами. Один из разносчиков — неуклюжий слюнявый дебил — запутался в собственных шлепанцах, споткнулся и выпустил ручку бака. Часть его содержимого вывалилась на потертый линолеум коридора. Дебил расстроенно замычал и принялся сгребать макароны с пола. Брал очередную пригоршню, запихивал в бак, смачно облизывал пальцы и тянулся за новой порцией. Казарин задержал дыхание, подавляя подкатившую к горлу тошноту.

В воняющей прокисшими щами столовке Артем сразу отодвинул от себя тарелку с макаронами и тонким, просвечивающим кружочком колбасы с торчащими из него сероватыми ошметками туалетной бумаги.

— Не любите макароны, молодой человек? — удивился Гаплевский, к которому Артем подсел за столик. — Тогда, с вашего позволения?..

И, не дожидаясь ответа, вывалил содержимое казаринской тарелки себе.

Судя по всему, интеллигентский лоск мигом облезал даже с такого приличного старичка в борьбе за жизнь и пищу. Вскоре, наверное, и Артем станет таким: будет с аппетитом уплетать собранные с пола макароны, норовя отжать у других больных еще тарелочку.

Брежнев за соседним столиком неторопливо и царственно вкушал пищу, которую пять минут назад соскребли с грязного линолеума, и приговаривал:

— Как писал Максим Гордый, человек — это звучит горько…

Рядом с ним сидел Шкуркин и поглощал макароны, словно сбесившийся итальяшка, что, впрочем, совершенно не мешало ему продолжать гонять шкурку под прикрытием столешницы.

— Вы когда-нибудь видели его не онанирующим? — поинтересовался Артем у профессора, кивнув на неутомимого шкуркогонятеля.

— Видел, — подтвердил старик, ловко управляясь вилкой с жалкими колбасными обрезками. — Во сне он иногда прекращает возвратно-поступательные движения руками в области промежности. Но данное явление наблюдается крайне редко. У этого индивидуума просто поразительная половая активность!

— А сидит он тут тоже за это дело? — поинтересовался Казарин и усмехнулся: — Секс-диссидент. Узник пениса!