Книга Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты плачешь, Шахразада?
– Я плачу о своей младшей сестре Дуньязаде – мне хотелось бы попрощаться с ней, пока не наступила заря.
Царь послал за сестрой Шахразады. Дуньязада поспешно вошла в комнату, и девушки обнялись. Затем Дуньязада забралась под царскую кровать и притаилась там, пока Шахрияр удовлетворял себя, лишая ее старшую сестру девственности. Ночь близилась к рассвету, и Дуньязада кашлянула и сказала в тишине:
– Сестра, расскажи мне одну из своих прекрасных историй, прежде чем придется нам распрощаться, ведь я не знаю, что случится с тобой завтра.
– Если позволит мне великий царь, – отвечала Шахразада.
Шахрияр, который беспокойно ворочался с боку на бок в ожидании зари, обрадовался и сказал: «Что ж, рассказывай».
Шахразада возликовала и начала так:
– Дошло до меня, о мудрый и счастливый государь, что один бедный рыбак…
Дошло до меня, о мудрый и счастливый государь, что один бедный рыбак, который дал обет Аллаху Всемогущему, что будет забрасывать свою сеть только три раза в день, вышел в море, как обычно, в послеполуденную пору, дождался, пока луна поднялась высоко в небо, и забросил сеть в воду. Он выждал, пока сеть расправится в воде, а затем, когда потянул свой невод и почувствовал, что тот сделался тяжелее, тихонько запел:
Рыбак заглянул в сеть, увидел там дохлого осла и отшатнулся с отвращением.
– Осел? – воскликнул он. – Нет мне удачи! О творец, ты послал мне осла, хотя знаешь, что и я, и семья моя вконец оголодали?
Он насилу выпутал падаль из сети, одной рукой зажимая нос от отвратительной вони.
И вновь он, собравшись с силами, закинул сеть в море, подождал, пока та опустится на дно, затем потянул за веревки и, к своему удивлению, почувствовал, что сеть еще тяжелее, чем в первый раз. Она была до того тяжела, что ему пришлось выйти на берег, вбить в землю колышек и привязать к нему сеть. Тогда он стал тянуть изо всех сил, пока наконец не вытащил сеть из волн.
Но вместо богатого улова он увидел лишь полный песка сломанный деревянный сундук с ржавыми замками, и воскликнул:
– Сундук? Так-то ты награждаешь меня за работу, о Аллах? За все мои труды? Уж не в этот ли жалкий ящик ты положил ключи от моего богатства?
И он пнул сундук ногой со всей силы, но затем все же успокоился и вновь закинул свой невод.
Когда уже занималась заря, рыбак воздел руки, поднял глаза к небу и от души взмолился:
– О Аллах, молю тебя, сжалься надо мной, нет у меня другого промысла, и я поклялся, что, выходя в море, буду забрасывать свою сеть лишь трижды. Это моя последняя попытка, ибо я верю, что участь моя предрешена, и да свершится моя судьба.
Он забросил сеть, приложил руку к сердцу и стал ждать, тихонько прошептав:
– Будем надеяться, на третий раз повезет.
Наконец он вытянул сеть на берег и, к своему изумлению, нашел в ней большой медный кувшин с длинным запечатанным горлышком.
– Я продам его на рынке медников и куплю себе зерна, – сказал он.
Рыбак попытался поднять кувшин, но тот был слишком тяжел, и тогда рыбак покачал его, стараясь догадаться, что же спрятано внутри. Он осмотрел свинцовую печать на горлышке, на которой были оттиснуты какие-то письмена, затем взял нож и, потрудившись какое-то время, снял ее. Он наклонил кувшин, но из него ничего не высыпалось – это было удивительно, ведь кувшин был таким тяжелым. Рыбак засунул в кувшин руку, но тот был пуст. Вдруг из горлышка показался клуб дыма – он покрыл землю и море и поднимался в небо все выше и выше, пока не достиг облаков. Рыбак закинул голову вверх и увидел, что дым сгустился и принял форму огромного джинна, чья голова упиралась в облака, а ноги стояли на земле. Рыбак бросился было бежать, но застыл на месте: лицо джинна казалось мрачным, как гробница, с глазами горящими, словно фонари, ноздрями зияющими, как колодцы, ушами огромными, как у слона, ртом точно ужасная пещера, полным зубов размером с могильные камни и парой клыков, подобных исполинским клещам. Рыбак весь затрясся от страха, зубы его застучали, поджилки задрожали, ноги словно приросли к земле.
Тут джинн воскликнул:
– О Сулейман! Сулейман, пророк Аллаха, даруй мне твое прощение! Клянусь, я не забуду твоего урока. Никогда больше я не ослушаюсь тебя и навсегда останусь верным твоим слугой.
Услышав жалобный голос джинна и увидев, как он затрепетал, рыбак собрался с духом и спросил его:
– Что ты говоришь? Пророк Сулейман умер тысяча восемьсот лет назад. С тех пор прошло много веков. Кто ты такой? И почему тебя заперли в этом кувшине?
– Радуйся, о рыбак! – отвечал джинн.
– О! Наконец-то настали для меня счастливые времена, – пробормотал рыбак себе под нос.
– Радуйся, ибо я убью тебя, – добавил джинн.
– Убьешь меня? Да что я такого сделал? Разве что вытащил тебя со дна морского и освободил из кувшина?
– Можешь загадать последнее желание, но поторопись, – велел ему джинн.
При этих словах лицо рыбака озарилось улыбкой.
– Отрадно слышать такие слова! – отвечал он. – Только дай мне минутку, чтобы придумать, о чем бы тебя попросить.
Но джинн сказал:
– Выбирай, какой смертью ты хочешь умереть. И я обещаю тебе, что выполню твое желание.
– За что? – всхлипнул рыбак. – Что я тебе сделал, неблагодарное ты создание? До сего дня я никогда не верил пословице: «Бойся тех, кому помогаешь».
Но джинн сказал ему:
– Послушай мою историю, о рыбак. Тогда ты, без сомнения, поймешь, почему я должен тебя умертвить.
Рыбак сказал:
– Будь уверен, о джинн, никогда не стану я даже пытаться понять, почему ты собираешься меня убить!
Разгневанный джинн пророкотал:
– Тогда и ты, рыбак, можешь быть уверен, что я не стану великодушно спрашивать тебя, как бы тебе хотелось умереть.
– Ну, рассказывай скорее свою историю, – сказал тогда рыбак. – Но поспеши, потому что душа у меня уже ушла в пятки от страха.
И джинн начал свой рассказ:
– Я один из джиннов-вероотступников, которые ослушались Аллаха. Меня привели пред лицо пророка Сулеймана, сына Дауда, и он повелел мне подчиниться и сдаться ему. Когда я отказался, он посадил меня в этот кувшин и запечатал его величайшим из имен Аллаха. И отдал он кувшин одному из послушных джиннов, и унес он меня, и бросил в море. Проведя в заточении двести лет, я поклялся, что всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но никто меня не освободил, и я остался в кувшине. Еще две сотни лет прошло, и громким голосом я дал себе клятву, в надежде, что она далеко разнесется сквозь морские волны, а клялся я в том, что всякий, кто освободит меня из заточения, получит все земные сокровища. Но никто не пришел ко мне на помощь, и еще сотня лет миновала, а затем еще и еще, а я все сидел взаперти в кувшине. Я выл, бормотал и кричал, я заявил всему миру и себе, что любого, кто освободит меня, я казню наихудшей смертью, и тогда явился ты и освободил меня из кувшина. И теперь я обязан выполнить свою клятву.