Книга Частная жизнь русской женщины XVIII века - Наталья Пушкарева

Традиция повиновения дочерей родителям, а жен мужьям, которая вырабатывалась православной моралью в течение столетий, привилась в конечном счете прочно. Дела о браках без согласия родителей оставались подсудными патриаршему, а с появлением Синода — общему духовному суду: «Ближние сродники все отступились, дальние и пуще не имели резону. Бабка родная умерла. Итак я осталась без призрения, сам Бог давал меня замуж…»[41]

Позже браки без согласия старших родственников или родителей влекли за собой не столько церковные взыскания, сколько, главным образом, высокую конфликтность отношений между «старой» и «молодой» семьями. Об этом, в частности, рассказывала своей знакомой англичанке К. Вильмот Е. Р. Дашкова, ссылаясь на опыт своей свекрови, вышедшей замуж за князя Дашкова без согласия его родственников и, главное, его матери. К. Вильмот весьма образно заключила, что «радужные перспективы» молодой пары, отравленные постоянными ссорами свекрови с невесткой, превратились в «надгробный памятник» браку ослушников традиции.[42]

Однако закрепившаяся в умонастроениях россиян традиция приоритета родительского решения в вопросе о браке вступила в Петровскую эпоху в противоречие с некоторыми социальными побуждениями. Это противоречие и породило ранее не существовавшую традицию предварительного обручения новобрачных, призванную заменить[43] прежний брачный сговор[44] (сговор продолжал бытовать, но только в крестьянской среде, и сговорные записи заменились устным соглашением родителей с обеих сторон). Законодательно обоснованный порядок обручения просуществовал с 1702 до 1775 г. С конца же XVIII в. обручение как особый юридический акт перестало существовать, превратившись в необязательный обрядово-этический ритуал: рядные и сговорные, характерные для допетровского времени, теряли свою силу и заменялись собственноручно подписанными обеими сторонами актами «об обрученьи». Законодатель уже не упоминал о неустойке, ранее гарантировавшей заключение брачного соглашения. Прежний, сугубо имущественный характер сделки, затушевывался.[45] Период между обручением и собственно венчанием мог быть от нескольких недель до полугода.[46]

Петр I, для которого понятие «государственной пользы» стояло выше всех остальных, запретил специальными указами (1700, 1702 и 1724 гг.) насильственную выдачу замуж и женитьбу.[47] Вполне вероятно, что к такому решению Петра побудил его собственный «фальстарт» — неудачный первый брак с Евдокией Лопухиной, навязанный будущему императору родственниками. Так или иначе, но он повелел, чтобы каждому венчанию не менее чем за шесть недель предшествовал особый период, «дабы жених и невеста могли распознать друг друга». Если же за это время, говорилось в указе, «жених невесты взять не похочет, или невеста за жениха замуж идти не похочет», как бы на том ни настаивали родители, «в том быть свободе»: в 1715 г. дворянин М. Г. Собакин и девица Т. Я. Новокщенова подали прошение о расторжении их помолвки: «…и впредь тому брачному договору по общему нашему совету не быть и о том нам друг на друга также и о неустойке… не бить челом…».[48] С 1702 г. самой невесте (а не только ее родственникам) предоставлялось формальное право расторгнуть обручение и расстроить сговоренный брак, причем ни одна из сторон не имела права «о неустойке челом бить».[49]

Брак по любви получил, таким образом, значительно больше шансов состояться.

Тем не менее современник этих указов Ф. В. Берхгольц записал, что когда во время одного венчания в 1722 г. священник задал вопрос молодым: «желают ли они вступить друг с другом в брак и добровольно ли согласились на него», то «во всей церкви раздался громкий смех». На расспросы автора о причине веселья ему ответили, что «жених оба раза отвечал и за себя, и за невесту».[50] Осуждая неблагопристойность подобного поведения и жениха, и гостей, Ф. В. Берхгольц невольно зафиксировал формальность церемонии получения согласия новобрачной.

В действенность распоряжений, касающихся ненасильственности брака, не слишком верил, однако, даже сам умудренный житейским опытом император. Незадолго до своей смерти, чтобы быть последовательным в решениях, Петр дополнил церемонию бракосочетания еще одной формальностью: родители должны были клятвою подтвердить, что выдают дочерей замуж не «неволею» (1724 г.). Порядок этот распространялся на знатных персон, шляхетство и разночинцев в городах.[51] Это ничуть не противоречило морали и педагогическим замыслам составителей церковных проповедей того времени. Еще в 1693 г. патриарх Адриан потребовал, чтобы священники «накрепко допрашивали» молодых при венчании, по доброму ли согласию вступают они в брак, «а не от насилия или неволи каковы», у «стыдливой невесты допрашивать у родителей».[52] Не было никаких расхождений и с воззрениями передовых сподвижников и просто современников Петра.[53]