Книга Здесь и сейчас - Энн Брашерс

Встает мистер Боттс, сидящий через два ряда за моей спиной, он будет читать третью заповедь, запрещающую нам, пользуясь нашими знаниями, что-либо здесь менять. Я помню его, он вел у нас уроки в начальной школе. Миссис Коннор, дама с редеющими волосами, одетая в какую-то нелепую оранжевую блузку, читает четвертую заповедь, которая в некотором роде является продолжением третьей. Я уже забыла, как и когда с ней познакомилась.

Пятую заповедь о необходимости беречь тайну читает парень по имени Митч, светило нашей общины, — как же, ведь он учится в Йельском университете. Эту заповедь мы все хорошо помним и чаще всего повторяем. Наши руководители буквально помешаны на каждой ее подробности. В пятой заповеди говорится о том, что мы должны мимикрировать в здешней жизни, стараться ни в коем случае не делать неверных шагов, не болтать ничего лишнего, чтобы не выдать, кто мы такие. Но я порой серьезно удивляюсь: что, если кто-нибудь и в самом деле оступится, сделает неверный шаг, проговорится, догадаются ли родившиеся здесь, откуда мы прибыли? А если даже и мелькнет у кого из них такая мысль, разве можно в это серьезно поверить?

Шестую и седьмую, касающиеся медицинских вопросов, по очереди читают двое незнакомых мне лиц, которые, скорей всего, как и я, сами едва выжили, вопреки всем заповедям.

На чтении заповедей с восьмой по одиннадцатую я ненадолго отключаюсь, потому что у меня от туфельки отскочила красная бусинка и я безуспешно пытаюсь найти ее, обшаривая глазами пол. Честно говоря, я рада смотреть куда угодно, только бы не на экран, потому что на самый конец церемонии оставили большую фотографию Аарона Грина, и я подозреваю, это не случайно. Мне очень грустно смотреть на благонамеренное и чуть смущенное лицо этого четырнадцатилетнего мальчика, который врал о себе так неуклюже и нелепо, что в прошлом году его посередине учебного года оставили дома и не пустили в школу. К нему домой явилась учительница, чтобы проведать его, а через два дня, отправившись в путешествие на лодке со своим отцом и дядей, Аарон Грин утонул в реке Хаусатоник. «Скорой» не вызывали, в отделение экстренной медицинской помощи не отправляли. Мистер Грин по-тихому исполнил все, что требовалось по правилам: позвонил куда следует, и все.

Я снова слушаю: читается двенадцатая заповедь. На этот раз, чтобы зачитать ее, встает сама миссис Крю, ангел смерти во плоти. Ростом она всего около пяти футов, прическа похожа на шляпку шампиньона кремини, и она все еще боится меня. Готова поклясться чем угодно, что миссис Крю читает эту заповедь, глядя в мою сторону.

1. Ради выживания и безопасности общины мы все обязаны сохранять абсолютную преданность ей и беспрекословно принимать руководящую роль лидеров и членов Совета.

2. Мы обязаны подобающим образом относиться к непрерывности и естественному ходу времени.

3. Категорически запрещается использовать опыт, приобретенный в Постремо, чтобы сознательно вмешиваться в естественный ход времени.

4. Категорически запрещается ставить естественный ход времени под сомнение или нарушать его, поскольку это может повлечь за собой неминуемые бедствия и многочисленные жертвы.

5. Где бы мы ни были, мы всегда обязаны неукоснительно соблюдать сдержанность и осторожность в разговорах и никогда не упоминать таких понятий, как «Постремо», «иммиграция» и «община».

6. Категорически запрещается прибегать к врачебной помощи или медицинскому обслуживанию любого рода за пределами общины.

7. При любых обстоятельствах мы обязаны пользоваться медицинским обслуживанием врачей исключительно нашей общины и, если потребуется, вести себя в соответствии с законами чрезвычайных ситуаций.

8. Мы обязаны избегать фиксирования событий в каком бы то ни было виде: с помощью печати, фотографии или видео.

9. Мы обязаны избегать мест, где происходят религиозные обряды.

10. Мы обязаны прилагать энергичные усилия для того, чтобы приспособиться к данному обществу, стараясь не привлекать к себе и к нашей общине внимания.

11. Мы обязаны избегать контактов с любым индивидом, известным нам по Постремо, который не принял участия в иммиграции.

12. Категорически запрещается при любых обстоятельствах допускать физическую или эмоциональную близость с людьми, находящимися вне нашей общины.

Глава 2

Берем на всю компанию готовые обеды в кафе «Чипотл» за углом бывшей церкви пятидесятников и отправляемся в Центральный парк. В этом году церемония падает на среду, поэтому в школе занятий нет. Располагаемся на травке, устраиваем пир и пару часиков, между окончанием церемонии и началом происходящей раз в полгода молодежной вечеринки, пребываем в сладком безделье. Ну да, Церемония повторения заповедей закончилась, настроение у всех прекрасное. Почему бы и не повеселиться?

Вечеринка, конечно, полный отстой, но что нам остается делать? После церемонии все в общине от пятнадцати до восемнадцати лет собираются вместе и под глупую музыку затевают как бы любовные игры с влажными от робости ладонями. Ну и попутного вам ветра!

А все потому, что если мы вообще захотим влюбиться или иметь какие-то чувства, например влечение, вожделение и тому подобное, то, во-первых, у нас такое должно происходить только друг с другом. Смотри двенадцатую заповедь. И это не просто ради нашей же безопасности, как члены Совета нам постоянно подчеркивают. Это еще и ради здоровья и безопасности людей, которые не входят в нашу общину. Об этом даже шутить запрещено. Впрочем, мы и так мало шутим, какой бы повод ни был.

В парк мы отправляемся своей компанией: я, Кэтрин, Джеффри Боланд, Джулиет Керр, Декстер Харви и еще кое-кто из нашей школы Роклендского округа. Джеффри на солнышке быстро разомлел и уснул, Декстер сразу нацепил наушники и тоже отключился от внешнего мира, а мы с Кэтрин пошли прогуляться вокруг водоема.

— Так тяжело видеть лицо Аарона на экране, — говорю я, глядя на Кэтрин.

Прозрачные щеки ее вспыхивают.

Аарон жил с ними по соседству. У него была собачка, какая-то помесь с мопсом, звали ее Парадокс, и она частенько прибегала к дому Кэтрин. Кэтрин очень переживала за Аарона. Парню было нелегко, гораздо тяжелей, чем всем остальным. Я тоже беспокоилась за него. Кэтрин подарила Аарону свой старенький велосипед, и он везде катался на нем.

Я знаю, насколько Кэтрин ранима, да и скрытна тоже, но сейчас мне хочется высказаться. Хочется поговорить откровенно.

— Он почти не умел плавать. Так и не научился как следует.

Наверное, не стоило заводить столь болезненный разговор. Я это понимаю, но вижу на лице Кэтрин облегчение — ей ясно, куда я клоню: тут не надо договаривать до конца. Не надо ни с кем спорить, ничего доказывать. Я и не собираюсь. Как и все, я на словах принимаю версию гибели Аарона, мы обязаны это сделать, хотя всем ясно, что все это чушь собачья.

Кэтрин едва заметно улыбается. Ее глаза наполняются слезами. Она поднимает голову, смотрит на покрытые цветами ветки вишни, шатром раскинувшиеся у нас над головой. Вижу, что она готова вот-вот расплакаться.