Книга Неспящие - Аннелиз Вербеке

И тут выяснилось, что я не одна. Казалось, его рука уже лежала на трубке домофона, — так внезапно раздался его голос в ответ на мой вызов. В этом голосе звучала бодрость, которую я тотчас узнала. У меня перехватило дыхание. Надо мной, в том доме, где моя ночная империя уже начала задумываться о своем расширении, оказывается, жил еще один отчаявшийся рыцарь ночи. Неспящий, как и я.

— Наконец-то! Подожди меня там. Я сейчас.

Только это он и сказал. И я приросла к месту с душой нараспашку и бессонной надеждой.

* * *

Я думал, что моя мама повариха. Все говорило за это: Франсуа, покупавший продукты, дядьки, стонущие от резей в животе, и, конечно же, мордашки. Волосы из цикория с майонезом, нос из вареной картошки, вместо глаз — яйца из глазуньи и рот из помидоров. Внизу горошинами обычно было выложено мое имя — Бенуа. Для Де Хитера места уже не оставалось, но это было и ни к чему. Так она меня никогда не называла.

Мама стояла рядом с раковиной ко мне спиной и что-то готовила. Я смотрел на ее двигающиеся локти, на ее туфли на высоких каблуках, на которых она слегка переступала, на завязочки фартука поверх ее глянцевого красного платья.

Моя мама была красивая. От нее всегда пахло едой и одеколоном. Когда я ночью лежал рядом с ней, я закладывал ей за уши длинные пряди ее волос и смотрел, как она дышит. Мейстер[11] Браке говорил, что луна не светит, а лишь отражает солнечный свет. Но это была неправда. Лунный свет, проникавший в окно нашей спальни, освещал мою маму. Ее вздымающуюся полуобнаженную грудь, складочку между бровей, губы — она прикладывала их к моему затылку, когда прижималась во сне к моей спине.

Если на кухне она порой ко мне оборачивалась, я знал, что с минуты на минуту я вновь это увижу — мордашку, сделанную специально для меня, и под ней мое имя. Но вначале я всегда заглядывал ей в лицо. Смотрел на капельки пота над ее улыбающимися губами и в ее глаза.

В первый раз я заметил в них свет, когда сидел за деревянным столом в нашей гостиной. Мама только что вышла из спальни с одним из тех дядек, что лопали за нашим столом. Это был отец моего одноклассника Вилли. Не удостоив меня даже взглядом, он прошествовал к входной двери.

Я не слишком ломал голову над тем, почему у нее в руках деньги. «Пока они хотя бы платят», — однажды сказал Франсуа. Ростом он был под два метра, значит, ему виднее. Я старательно переписывал предложение: «Видит Ян на ветке сливы», искренне сочувствуя мальчишке, которому отец запретил эти сливы рвать. И радовался, что у меня самого нет отца.

Кто-то слегка похлопал меня по плечу, я посмотрел влево — никого. Мама, улыбаясь, стояла справа. Она приложила свои теплые ладони к моим щекам и поцеловала в лоб. Казалось, мы смотрим друг на друга часами. Теплота спустилась куда-то в середину моего тела, и я заметил, как в ее зрачках что-то зажглось. Я знал, что никогда этого не забуду.

Была уже почти осень, но мы все равно поехали на море. «Наше морюшко», — повторяла мама, ведь мы жили совсем близко от пляжа, и никто не ходил туда чаще нас. Мама редко купалась. Она держала в руках мою одежду и каждый раз радостно улыбалась, когда я побеждал волну.

Когда мне исполнилось семь, она подарила мне на день рождения маску и трубку. Я набрал полный рот соленой воды и выпустил вверх мощный фонтанчик. Выплюнул каучуковый загубник и крикнул: «Я кит!» Она помахала мне рукой. Услышала ли она мои слова? Затем я показал класс в плавании брассом.

Я молотил ногами по низко стелющимся волнам прибоя, от холодного ветра даже волоски на шее встали у меня дыбом. Мама схватила меня за руки и закружила. Я закинул голову назад и обхватил ее ногами за талию. «Наше морюшко, песок, казино, дамба, солнце, наше морюшко, человек с собакой, песок, наше морюшко!» Я летел. Смех обнажал наши десны. Потом она притянула меня к себе, и наши щеки соприкоснулись. Настало время танго. «Рам-тамтам-там!» — пропела она. С наигранной серьезностью мы смотрели на наши вытянутые вперед руки. Моя рука вела ее руку в нужном направлении. Она сделала три широких шага. Я уже заранее знал, что сейчас будет. Мы обменялись с ней быстрым взглядом: «Тра-та-та-та-а!» Так и случилось. Как щенок, она лизнула меня в нос и снова повернулась ко мне щекой. Я дышал ей в ухо.

Солнце напоследок превратило серую гладь с волнами в золотую чашу. Мама вытряхнула из моих волос соль. Мне пришлось расстегнуть рубашку, потому что одна пола свисала ниже другой. Она завязала мне шнурки.

— Надо было тебе надеть длинные брюки, — сказала она.

Но по-настоящему я замерз, лишь когда она завела разговор с каким-то типом на дамбе. Этот тип говорил шепотом. Я надеялся, что он хотя бы не будет дышать ей в ухо. Он все время, не переставая, что-то шептал. «Наверное, больной», — подумал я. Мама тоже говорила шепотом. Странно. Может быть, он был какой-то противоположностью глухого, и все звуки казались ему слишком громкими?

Я стал наблюдать за чайками, гордо парившими в сторону Англии. Это было и их морюшко тоже. Они владели им наравне с нами и с рыбами, которых не ели. Я был ничуть не против. Напрягал меня только тот больной. Я очень хотел, чтобы он ушел. Я перехватил тревожный взгляд матери в мою сторону. Тому типу она тоже улыбалась, но не по-настоящему.

К вечеру я сам заболел. Мама уложила меня в нашу постель. Когда она достала у меня изо рта градусник, ее глаза расширились.

— Сорок! — прошептала она и помчалась на кухню.

Мейстер Браке говорил, что в наших краях сорока никогда не бывает, а вот в Греции, Австралии и Марокко бывает, и очень даже часто. Когда мама снова стремительно вошла в комнату, я спросил, а не кажется ли ей, что я стал похож на австралийца? Она рассмеялась и ответила, что об этом мне меньше всего надо беспокоиться. И приложила к моим ногам теплую грелку.

Я закрыл глаза и стал качаться на спине у кита по волнам нашего морюшка. Он разговаривал со мной через отверстие, которое находилось где-то между его головой и спиной. Для такого гиганта голос у него был удивительно тонкий.

— Меня зовут Фредерик, и я отвезу вас в Марокко.

Я кивнул.

— Послушайте, если вы там молча киваете, меня это не устраивает. Скажите, как вам мое предложение?

С китами шутки плохи.

— Прошу прощения, Фредерик. Я очень рад поехать в Марокко.

— А вы знаете, что мы поплывем через другое море?

Я задумался.

Мейстер Браке что-то рассказывал о других морях. Я только не помнил, что именно.

— А мою маму мы тоже возьмем?

— Нет.

— Тогда отвези меня обратно, Фредерик.

— Об этом не может быть и речи.

Я оглянулся и увидел маму — она стояла на берегу и махала мне рукой. Я соскользнул с гладкого бока Фредерика и очутился в воде. Страшно мне не было. Я знал, что половину разделявшего нас расстояния я одолею. Ведь она уже плыла мне навстречу.