Книга Бортжурнал 57-22-10. Хроники вертолетной эскадрильи - Игорь Фролов

— Ни хера не помню…

— Смелее, — подбодрил борттехник.

Командир боязливо повернул переключатель на одну секцию. Где-то сзади вверху в недрах машины щелкнуло и зашипело. Оба члена экипажа замерли. Когда шипение стихло, командир откинулся на спинку кресла и сказал обреченно:

— Пиздец! Вот и потушили пожар в отсеке главного редуктора.

— Ты мне огнетушитель стравил! — возмущенно догадался борттехник. — Теперь я должен его снимать и тащиться в ТЭЧ, заряжать!

— А хули ты мне не сказал, что я не то делаю?

— Да ты рукой закрыл, я не видел, что ты там химичишь!

— Ну, ладно, ты это… — виновато сказал командир, — инженеру только не говори, что я стравил. Придумай что-нибудь — ну, там, перепад давления, к примеру. А в ТЭЧ я сам схожу, заряжу. Ты огнетушитель сними — я прямо сейчас и сбегаю. И в следующий раз ты мне подсказывай, не стесняйся!

АРИФМЕТИКА ВРЕМЕНИ

Конец месяца. После трех дней самостоятельных полетов, новоиспеченный борттехник первый раз заполняет летную книжку. Заполнение идет под контролем инженера эскадрильи.

Инженер:

— Вписал налет по дням?

— Вписал.

— Теперь пиши "Итого за месяц". Суммируй.

Борттехник суммирует вслух:

— Час десять плюс тридцать минут равняется час сорок.

Он смотрит на инженера. Тот кивает:

— Так, дальше. Да не смотри на меня, это работа для первоклассника.

Борттехник бормочет (читатель, будь внимателен!):

— Час сорок плюс тридцать пять — это будет… — он задумывается, смотрит на инженера, — это будет… ЧАС СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ?

Инженер одобрительно кивает и благожелательно говорит:

— Ну и крайние сорок минут плюсуй… Итого (поднимает глаза к потолку) — ДВА ЧАСА ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ…

Пауза. Оба смотрят друг на друга. Борттехник начинает хихикать. Инженер взрывается:

— Мудак хренов! Сам идиот, и меня идиотом делаешь?! Понаберут дураков в армию!

ПРОКЛЯТИЕ БОРТТЕХНИКА

Когда полеты с инструктором завершились, борттехник принял во владение собственный борт. Увлекшись расконсервацией и заменой двигателей, а потом и своими первыми самостоятельными полетами, он никак не мог забрать свой парашют с борта инструктора (идти через всю стоянку). Однажды на утреннем построении инструктор, отводя глаза в сторону, сказал:

— Ты бы забрал парашют — нужно сдать его в ПДСку.

— Зачем?

— Да он испортился малость.

Когда борттехник увидел свой парашют, он оцепенел. Средство спасения представляло собой черный, совершенно слипшийся мешок — мокрый и жирный на ощупь, с устойчивым запахом керосина. На его немой вопрос: "кто это сделал?", инструктор, смущаясь, поведал. Борт поставили "на прыжки". Борттехник (тот, который инструктор) снял дополнительный бак, потом выловил на стояночном просторе блуждающий топливозаправщик и поручил водителю заправить вертолет "по полной". Сам закрыл борт и удалился.

Водитель ТЗ залил через левый подвесной "по полной", потом открыл на борту лючок, за которым обычно находилась горловина левого дополнительного, сунул туда ствол заправочного «пистолета», нажал на спуск и задремал. Все 915 литров, предназначенные отсутствующему баку, вылились на тот злополучный парашют, который валялся на полу в ожидании хозяина.

— Да ты не расстраивайся, — сказал инструктор, — в ПДСке твой купол простирнут. А вот я от керосина заебусь отмываться — завтра хотел в Зею за сметаной слетать, да кто ж теперь поставит такой вонючий борт? И вся стоянка, между прочим, насквозь пропиталась…

Однако все оказалось не так просто. Парашют был признан негодным к дальнейшей эксплуатации. "Вот если бы ты принес его раньше, — сожалеющее сказал начальник ПДС старший лейтенант Н. — А так он уже запарафинился". Объяснительная никому ничего не объяснила, и финчасть удержала у борттехника Ф. из нескольких зарплат целых 600 рублей советских денег.

Борттехник проклял своего инструктора и начальника ПДС страшным проклятием. Проклял — и забыл. Но, как ни странно, ровно через год это проклятие сработало. В это время борттехник уже второй месяц бороздил небо Демократической Республики Афганистан. И пришло в эту афганскую часть письмо из родной приамурской эскадрильи, в котором описывалось чрезвычайное и невиданное до сих пор в полку летное происшествие.

Здесь уместно отметить, что перед самым убытием в Афганистан, борттехник Ф. сдал свой борт № 22 своему бывшему инструктору. И сдал он этот борт во время перевода вертолета с летнего на зимние масла. Пробки на шарнирах хвостового винта, которые борттехник набил смазкой, были уже завинчены, но не законтрены,[3] о чем борттехник Ф. (снятый инженером прямо со стремянки, на которой он стоял с контровкой в руках — "беги, оформляй служебный паспорт, а борт сдашь старшему лейтенанту Ч.") добросовестно предупредил своего бывшего инструктора. Но старший лейтенант Ч. шел навстречу своей судьбе и наложенному проклятию, — в этот день он так и не добрался до борта № 22, а на следующий день стремянку уже утащили соседи, и Ч. забыл о предупреждении. Пробки остались незаконтренными.

Итак, в письме сообщалось, что при подлете к аэродрому у борта № 22 заклинило хвостовой винт. (Как было отмечено в документе комиссии "незаконтренность пробок повлекла их выкручивание под воздействием вибрации при вращении ХВ, и вытекание смазки с дальнейшим разрушением шарниров ХВ"). Естественно, под воздействием неуравновешенного реактивного момента от несущего винта, вертолет начало вращать. Инструкция в таких случаях предписывает экипажу покинуть борт. Экипаж выполнил предписание и борт покинул — правда, с некоторым запозданием, потому что борттехник упорно отказывался отрываться от своего рабочего места.

Этот борттехник боялся прыжков до потери сознания. Он никогда не прыгал с парашютом и гордился тем, что единственный из летно-подъемного состава избегал этой идиотской процедуры — выбрасываться с тысячи метров с тряпкой за спиной. Косить от прыжков ему позволял малый вес — и командование закрывало на него глаза, помня, как одного легкого летчика унесло ветром к железнодорожному депо, и он приземлился среди тепловозов и электровозов, умудрившись проскользнуть между проводами, и напугав железнодорожников.

Итак, выбросив борттехника, летчики покинули борт. Осиротевшая машина продолжала болтаться в небе, наматывая круги рядом с аэродромом, а, значит и в опасной близости к поселку Магдагачи. Командир эскадрильи сам поднял в небо борт с четырьмя полными блоками НУРСов[4] и кружил вокруг неуправляемого вертолета, готовясь расстрелять его, если тому вздумается дрейфовать в сторону поселка. Но тот, словно чувствуя намерения комэски, начал потихоньку разматывать спираль в сторону тайги. Покрутившись в воздухе около часа и выработав все топливо, летучий голландец, подтверждая трехкратную надежность советской техники, аккуратно сел на авторотации[5] на полянку в тайге, порубив несколько молодых березок.