Смотри, вот человек, который не считал,хотя б однажды, усилий-мук трудов!Человек дерзаний множества, и целей, и путей!Весь день напрасно едет он; а вечером вернется другим —Одиноким, едущим верхом на неоседланной Тревоге и приводящим Смерть;Опережает Ветер он в конце концов, хоть Ветер и несется мимо стремглав,Ведь порыв подует и ослабевает, а он не прекращая скачет.Наконец сна игла зашивает его глаза, но нужен ему не страж,Который закричит, как осторожный человек от неустрашимости:«Пробудись!Восстань от сна, чтобы увидеть первого из движущегося отряда,Стоящего и извлекающего лезвие тончайшее, от заточенности яркое!»Видеть, как вышибают ему грудину, – все равно что смотретьНа челюсти в Погибели ревущем смехе.Пустыня дорога ему; и путешествует он там,Где Млечный Путь над головою шествует его.Человек подобен солнцу зимнему, покаСияет Сириус; потом уж темный и холодный.Тонкий профиль, худощавый, но не от бережливости:Он Отдающий человек, Сердечный, и Отзывчивый, и Гордый.Он с Осмотрительностью вместе путешествовал,И там, где он приостанавливался и делал привал,Осторожность оставалась стоять с ним рядом.Длинные вьющиеся волосы и изысканная гордость,Но вел борьбу, как волк голодный.Два вкуса у него: меда и желчи;И знали все лишь его горечь иль сладость[3].
Гибель воина Рабиа по прозвищу Длинноволосый
Рабиа заметил вдали облако пыли.
– Скачите вперед! Скорей! – крикнул он женщинам, бывшим с ним. – Я не думаю, что это друзья преследуют нас.
Я подожду здесь, пока уляжется пыль, и выясню, кто это. Если это враги, я нападу на них из-за деревьев и увлеку их за собой. Мы встретимся на перевале Газал или Усфан в Кадиде. Если мы там не встретимся, то, по крайней мере, вы доберетесь до нашей страны.
Рабиа вскочил на коня и поскакал навстречу неизвестности. Он показался из-за деревьев, и преследователи бросились за ним, будучи уверенными, что женщины недалеко. Длинноволосый был искусным лучником, и его стрелы заставили врагов, остановившись, позаботиться о своих мертвых и раненых. Он пришпорил коня, догнал своих женщин, и они вместе понеслись еще быстрее. Но люди племени сулайм не отставали. Тогда он повернулся к ним лицом снова. Так продолжалось, пока не закончились стрелы. На заходе солнца они достигли страны Кадид. Но лошади, черные от пота и пыли, и люди, горящие жаждой мести, были уже близко. Тогда он повернул еще раз, и много врагов полегло от его меча и копья, но тут Нубайша, сын Хабиба, вонзил свой дротик ему в грудь.
– Я убил его! – воскликнул Нубайша.
– Ты лжешь, лживый рот, – ответил Рабиа.
Но Нубайша понюхал острие своего копья и сказал:
– Нет, это ты лжец; я чувствую запах твоих внутренностей!
Тогда Рабиа повернул коня и, несмотря на рану, поскакал ко входу в ущелье, где его ждали женщины. Он попросил у матери:
– Пить! Дай мне пить!
– О сын мой! Если я дам тебе пить, ты умрешь немедленно, на этом месте; и нас схватят. Потерпи, мы можем еще уйти.
– Тогда перевяжи меня.
Она перевязала его своим покрывалом, и он прочел стих:
Скорей перевяжи меня!Ведь ты теряешь всадника, похожего на золото горящее:На сокола, который вел людей, как стаю птиц,И упал камнем, ударившись всем телом.
Его мать ответила:
Мы – главный столп Малика и Талабы,Мы сказка мировая без конца.Народ наш гибнет, муж за мужем;Существование наше угасает.Теперь вперед! Пока есть силы, бейся!
Итак, он остался, чтобы встретить врага еще раз, в то время как женщины поспешили вперед так быстро, как только могли. Длинноволосый сидел на коне, закрывая собой узкий проход, и, когда он почувствовал, что смерть приходит к нему, оперся на копье и стал ждать. Когда люди из племени сулайм заметили его в сумерках, все еще сидящего на коне, они долгое время медлили, не решаясь напасть на него, думая, что это живой человек. В конце концов Нубайша, приглядевшись, сказал:
– Его голова упала набок, клянусь, это мертвец!
Человек из племени хузаа пустил стрелу, конь дернулся, и Длинноволосый упал лицом на землю. Тогда преследователи обыскали тело. Но они побоялись идти дальше, так как в это время им безопасней было быть ближе к дому. Воин из племени сулайм подъехал к поверженному.
– Ты защищал своих близких, будучи живым и будучи мертвым! С этими словами он вонзил древко своего копья в глаз Рабиа.
Горе сестры
О нем напоминает солнце восходящее и заходящее:Его я вспоминаю во время каждого заката.
Ниже Салы в расселине камней лежитОдин убитый. То капает отмщенья кровь…
Многие из нас шли сквозь жару полудня,Сквозь сумерки, а на рассветеОстановились – с острым железом,Клинками, однажды искривленными, извлеченными,Что сияли молнией.Они похожи на сон, испитый малыми глотками, или дремоту;И Ужас снизошел! И были рассеяны они.Мы месть свою вершили: из этих двух коленПогибла жалкая лишь горстка!
Хоть клан Хузайль меч окончательно сломал свой,Как часто наш зазубривался на Хузайле!Рассветов сколько пало на лагерь их,А после резни хорошей пришли грабеж и с ним дележ, раздел добычи.Хузайль сожжен! Я сжег их! Я бесстрашен!Я неутомим, в то время как они устали,Чье копье испило первый глоток глубокий крови, и полюбило это,И вновь глубоко испило кровь неприятеля.Вином я клялся, что пока не будет подвиг совершен;Без всякого труда себя освободил от этой клятвы.Чашу протяни мне, наконец, двоюродный мой брат;Гнев за убитую семью меня опустошил.Мы протянули чашу им: в ней скрывалась Смерть в глотке вина;В осадке укрыты были Позор с Бесчестием вдвоем!Гиена насмехается над убитыми Хузайль!Волк клыки свои оскалил над тем, что от них осталось,Стервятники, отяжелевшие от пищи, раскачивают фургоны их,Мертвых топча и пытаясь взлететь,Но слишком тяжелы, чтобы летать.
Ни разу шейх не умирал наш умиротворенный на своем ложе,Никогда не оставалась неотмщенной наша кровь.
Сватовство господина Хариса
Однажды Харис обратился ко мне с такими словами: – Брат, как ты думаешь, есть ли на свете человек, который откажется отдать за меня свою дочь?