Книга Записки русского экстремиста - Игорь Шафаревич

Конечно, Россия и Русь в течение всей своей истории имела соседей на Западе, и часто отношения с ними принимали форму конфликта. Всем это известно, например, еще со времен Александра Невского. И позже, во время Куликовской битвы, литовское войско намеревалось ударить в тыл русским, и только то, что Дмитрий Донской начал сражение раньше, вырвало инициативу из их рук. Тем не менее они преследовали отступавшие русские войска и добивали раненых, которых увозили на телегах. Потом Литва была подчинена Польше, и Польша стала главным противником России на западе. Вершина ее успехов была в начале XVII века, когда польский король сидел в Кремле. Но после преодоления Смуты баланс сил начал складываться в пользу России. И все же все эти столкновения имели для России не судьбоносный, а скорее военный характер. Война могла быть сегодня проиграна, а завтра или через сто, или двести лет можно было отыграться. Такие же и более драматические конфликты у России были и с соседями с востока. Это были войны за определенные территории, за подчинение одних властителей другим, но не за душу народа.

2. ЗАПАДНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Но абсолютно другой характер приобрели отношения России с Западом, когда на Западе возник совершенно новый тип общества, совершенно новый тип цивилизации. Его иногда называют капитализмом, но это чрезвычайно расплывчато и неопределенно. Целый ряд классиков исторической науки, таких, как Эдуард Майер, Макс Вебер или Ростовцев, утверждают, что все компоненты, из которых обычно складывается капитализм: капитал, рынок, наемные рабочие и массовое производство на экспорт, — все это существовало и в Вавилоне, и в Риме, и в других обществах. Самый наблюдательный исследователь этого особого общества, сложившегося на Западе, — Зомбарт предлагает термин «высокоразвитый капитализм», и это тоже неточно отражает мысль даже самого Зомбарта, потому что возникает впечатление, что это есть некая высшая точка естественной линии развития капитализма. На самом деле все эти компоненты, которые необходимы для капиталистического направления развития, могут складываться совершенно по-разному в разных типах общества. И то, что сложилось в Западной Европе, — это был исключительный, самый радикальный тип этой реализации. Это было нечто гораздо большее, чем чисто экономическая формация, — это был в значительной мере и духовный уклад. Существует несколько основных компонентов, из которых он складывается.

Прежде всего он основывается на протестантизме кальвинистского толка. Кальвин, как известно, учил, что Господь до сотворения мира предопределил судьбы людей: одних — к спасению, а других — к погибели. И никакие людские дела не могут повлиять на Божественное решение. Но успех в мирской деятельности для человека является знаком, убеждающим и подтверждающим его веру в то, что он относится к числу избранных, как они называли себя, «святых». Эта идеология обращается только к ним. Для остальных она ничего не значит. Вот отрывок из так называемого Вестминстерского исповедания, принятого пуританами — английскими кальвинистами в разгар Английской революции в 1647 году:

«Бог решением Своим и для прославления величия Своего предопределил одних людей к вечной жизни, других присудил к вечной смерти. Тех людей, которые предопределены к вечной жизни, Бог еще до основания мира избрал для спасения во Христе и вечного блаженства из чистой, свободной милости и любви, а не потому, что это имеет предпосылку в их вере, добрых делах или любви. И угодно было Богу, по неисповедимому решению и воле Его, для возвышения власти Своей над творениями Своими лишить остальных людей милости Своей и предопределить их к бесчестию и гневу за грехи их, во славу Своей высокой справедливости».

Как учили кальвинистские теологи, Христос был распят только ради «святых», другие люди не имеют никакой части в этом событии. Мне кажется, что кальвинизм уже нельзя рассматривать как ветвь христианства. Как, например, католицизм когда-то отделился от православия, а потом стал все больше и больше от него отдаляться. От католицизма потом еще более радикально отделился протестантизм лютеранского толка, но они все же не порывали с христианством. Мне кажется, что кальвинизм — это какое-то в принципе другое исповедание. И многие исследователи пишут, что у богословов-кальвинис-тов христология очень слабо развита, что они апеллируют в основном к авторитету Ветхого Завета. Да и в области морали приобретенное богатство означало признак избранности, принадлежности к «святым», прямо в противоречии с евангельскими заповедями (Мф. 19, 24; Мк. 10, 25; Лк. 18, 25); также бедность считалась признаком отверженности, грехом.

Здесь имеется фантастическое соединение двух противоположных тенденций. Во-первых, полной предопределенности: до сотворения мира судьба человека предопределена, одни предопределены к спасению, другие к гибели; люди никак не могут на свою судьбу повлиять — было бы кощунством считать, что человек может изменить Божественное решение. А с другой стороны, именно эта идеология вызвала колоссальный всплеск энергии: люди, ею вдохновленные, совершили Английскую революцию, промышленную революцию в Англии, создали промышленное и индустриальное общество, создали Соединенные Штаты. Как это примирить? Тут есть какая-то загадка, и кальвинисты сами это понимали.

Один из их ранних проповедников — Джон Коттон из Массачусетса, самой первой колонии, которую они основали в Северной Америке, — писал, что «прилежание в мирских делах и чувство того, что ты мертв для мира, — соединение этого есть некая тайна, не доступная никому, кроме тех, кто ее пережил». Чувство какой-то тайны было у них самих. Действительно, это загадочное явление. Причем это не единственная подобная ситуация в истории, то же самое присутствует и в исламе. Не раз в Коране говорится, что Аллах предопределил судьбу человека. Казалось бы, это тоже должно лишать человека всякого стимула к активности в жизни, но это породило невероятный всплеск энергии: племена, кочевавшие где-то на окраине тогдашнего цивилизованного мира, разбили две сверхдержавы того времени — Византию и Персидское царство, дошли до Испании и покорили ее и только во Франции были остановлены. И третий раз в истории аналогичную ситуацию можно видеть, мне кажется, в марксизме. Здесь тоже ведь вся история определяется «железными законами». История предопределяется как естественно-научный процесс, как полет ядра, выпущенного из пушки, который можно рассчитать, — и в то же время происходит апелляция к чрезвычайному напряжению воли, что действительно вызывает отклик и колоссальный всплеск энергии. Отец Сергий Булгаков на эту тему даже пошутил: он сказал, что «социалисты предсказывают мировую революцию, как астрономы солнечное затмение. И для того, чтобы организовать это солнечное затмение, создают партию». Но для нас, для истории России, главную роль играл, конечно, не кальвинизм и не ислам, а марксизм, который колоссально повлиял на русскую историю XX века. И я дальше коснусь этого загадочного соединения предопределенности и волевого усилия именно в связи с марксизмом.

Я начал с того, что сам прервал себя этой цитатой, говоря, из каких компонентов складывается идеология возникшего на Западе индустриального промышленного общества. Один компонент — это протестантизм кальвинистского типа. Второй — это построение жизни на основе чистого рационализма, то, что потом стало называться «научным мировоззрением». И третье — это агрессивное, волевое отношение ко всему миру как к объекту для завоевания, как материалу для своего свободного творчества. Причем отношение не только к странам или народам, но и ко всей природе. «Победить природу» было тезисом, высказанным, когда это общество только начало складываться, Фрэнсисом Бэконом. То есть возникло отношение к природе как к врагу, которого надо в войне победить и подчинить, причем подчинить себе ради материального использования. Лозунг «Знание — сила» в моей молодости висел во всех школах и в трамваях. Он тоже принадлежит Бэкону и тоже сформулирован в XVII веке. Все это вместе создавало, конечно, психологию крайне агрессивной нетерпимости, когда всякая другая, иначе построенная цивилизация, другая точка зрения воспринималась как кощунство, как нарушение Божественной воли. И до сих пор в Соединенных Штатах часто в высоком стиле говорят о своей стране: страна Самого Бога, собственная страна Бога. То есть то, что препятствует осуществлению их тенденций, препятствует воле Самого Бога. И в результате это приводило к интеллектуальному, духовному оправданию геноцида и часто выражалось как физический геноцид — уничтожение целых народов. Но в то же время это была и чрезвычайно продуктивная цивилизация. Она привела к колоссальному накоплению научных знаний, которые немедленно реализовались в технических приложениях. Так приобреталась колоссальная, неслыханная власть над миром. К XX веку возникло то, что сейчас называется «технологической цивилизацией», принцип которой состоит в постепенном вытеснении природных элементов техникой. Как сказал один немецкий социолог, цель западного прогресса — уничтожить природу и заменить ее искусственной природой-техникой. Частным случаем взаимоотношения между природным и искусственным был конфликт между городом и деревней. Эта цивилизация была основана на уничтожении крестьянской жизни, в каком-то смысле она была духовно с ней несовместима. В Англии развитие этого общества началось с того, что крестьян массами сгоняли с их общинных земель. Они превращались в бродяг, заполняя собой всю Англию. Чтобы сдержать толпы этих людей, правительство издавало жесточайшие законы против бродяг: их клеймили, вешали. Еще в начале этого процесса, в первой половине XVI века, по-видимому, десятки тысяч человек таких крестьян, обращенных в бродяг, были казнены.