Книга Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917 - Ричард Пайпс

И в этом отправном моменте была большая доля случайности. С 60-х годов XIX века российские высшие учебные заведения были основными центрами оппозиции царскому режиму: революционеры были либо учащимися, либо выходцами из университетов. В начале XX века в России было десять университетов и кроме того множество духовных, юридических, медицинских и инженерных училищ. Всего в них обучалось 35 тыс. человек. Подавляющая масса студентов принадлежала к низшим сословиям. В 1911 году наибольший контингент составляли дети духовенства, затем — чиновничества и крестьян. Потомственные дворяне представляли лишь 10 %, то есть часть, равную процентной норме для евреев2. Имперскому правительству была необходима образованная элита, и оно способствовало развитию образования, однако предполагая при этом невозможное — свести обучение к усвоению строго профессиональных знаний и развитию природных дарований. Такой подход вполне устраивал большинство учащихся, которые — пусть и недовольные существующим положением — не желали отдаваться политике за счет академических занятий, что подтвердили события 1905 года. Однако стоило лишь властям переусердствовать в отношениях с радикальным меньшинством — что, как правило, и случалось, — как ряды студенчества сплачивались.

В 1884 году, в ходе контрреформ, предпринятых после убийства Александра II, правительство пересмотрело либеральный Университетский устав, введенный двадцать один год назад. Новые правила лишали университеты большой доли автономии и ставили их под непосредственный надзор министра народного просвещения. Было отнято и право избирать ректоров. Дисциплинарные полномочия вверялись постороннему лицу, не представляющему университета — государственному инспектору, наделенному полицейскими функциями. Студенческие организации, даже в форме землячеств, объединявшихся с единственной целью взаимопомощи, были объявлены нелегальными. Новые правила вызвали естественное недовольство студенчества, усугубившееся назначением в 1898 году на пост министра народного просвещения Н.П.Боголепова, профессора римского права, первого в этом ряду представителя академических кругов, однако человека сухого и черствого, консервативного во взглядах, получившего среди студентов прозвище «Каменный гость». И все же 80-е и 90-е годы были сравнительно спокойными для учебных заведений России.

Событие, нарушившее этот покой, было пустячным. 8 февраля[1] отмечался день основания Санкт-Петербургского университета. Обычно в этот день студенты после торжественного собрания, организованного администрацией, устремлялись веселыми толпами в центр города. И ничего, кроме юношеского задора, никакой политики за этим не стояло. Но в России в то время всякое публичное действо, официально не санкционированное, рассматривалось как акт неповиновения, то есть акт политический и крамольный. Намереваясь положить конец подобному нарушению порядка, власти потребовали от ректора, известного и популярного профессора истории права В.И.Сергиевича, предупредить студентов о недопустимости подобных увеселений. Это предупреждение, расклеенное по зданию университета и опубликованное в прессе, заслуживает того, чтобы его привести здесь полностью, как яркий пример полицейской ментальности режима:

«8-го февраля, в день празднования годовщины основания Императорского С.-Петербургского университета, нередко происходят со стороны студентов нарушения порядка и спокойствия на улицах С.-Петербурга и в публичных собраниях. Беспорядки начинаются немедленно по окончании университетского акта шествием студентов большой толпой с пением песен и криками «ура!» по Дворцовому мосту и далее по Невскому проспекту. Вечером происходят шумные вторжения в рестораны, увеселительные заведения, в цирк, в Малый театр. Смежные с этими заведениями улицы бывают до глубокой ночи пересекаемы возбужденной толпой, что дает повод к прискорбным столкновениям и вызывает неудовольствие публики. Общество столицы давно обратило внимание на эти беспорядки; оно возмущается ими и осуждает за них университет и все студенчество, тогда как в них участвует только небольшая его часть. Закон предусматривает такого рода беспорядки и за нарушение общественной тишины и спокойствия подвергает виновных аресту на 7 дней или денежному штрафу до 25 рублей. Если же в этих нарушениях будет участвовать целая толпа людей, которая не разойдется по требованию полиции, то упорствующие подвергаются: аресту до 1 месяца или штрафу до 100 рублей. А если необходимо будет прекратить беспорядок силою, виновные подвергаются аресту до 3-х месяцев или штрафу до 80 рублей. 8-го февраля полиция обязана охранять тишину и спокойствие совершенно так же, как и во всякий другой день года. Если произойдет нарушение порядка, полиция обязана прекратить его во что бы то ни стало. Закон предписывает даже употребление силы для прекращения беспорядков. Последствия такого столкновения с полицией могут быть очень печальны. Виновные могут подвергнуться: аресту, лишению льгот, увольнению и исключению из университета и высылке из столицы. Считаю необходимым предупредить об этом гг. студентов. Студенты должны исполнять законы, охраняя тем честь и достоинство университета»3.

Столь бестактное внушение привело студентов в негодование, и, когда 8 февраля Сергиевич взошел на трибуну, они встретили его свистом и шиканьем, не смолкавшим двадцать минут. Затем под пение «Гаудеамуса» и «Марсельезы» они устремились на улицу. Студенты попытались пройти в центр города по Дворцовому мосту, но, увидав, что он блокирован полицией, двинулись к Николаевскому. Однако и здесь их ожидала полиция. И тогда в начавшейся свалке, по утверждению студентов, полицейские стали избивать их нагайками, по утверждениям же полицейских, — это студенты забросали их снежками и ледышками.

Следующие два дня шли возбужденные студенческие сходки, на которых было принято решение бастовать до тех пор, пока правительство не даст заверений, что полиция впредь будет уважать их права4. До этого времени требования студентов, носившие вполне определенный характер, еще можно было удовлетворить.

Но вскоре студенческое движение оказалось под влиянием радикалов из нелегальной «кассы взаимопомощи», увидевших возможность политизировать студенческое возмущение. В кассе заправляли социалисты, из которых многие впоследствии сыграли ведущую роль в революционном движении; среди них были и будущие террористы Борис Савинков и Иван Каляев, убивший в 1905 году московского генерал-губернатора вел. кн. Сергея Александровича, и Г.С.Носарь (Хрусталев), в октябре 1905 года возглавивший Петербургский Совет рабочих депутатов5.

Лидеры кассы поначалу отвергали идею забастовки, считая ее ребячеством, но как только убедились, что движение пользуется широкой поддержкой, поспешили его возглавить. Для руководства забастовкой они создали организационный комитет и в поисках поддержки рассылали своих эмиссаров по другим учебным заведениям. 15 февраля к забастовке присоединился Московский университет, 17 февраля — Киевский, а вскоре закрылись все крупнейшие высшие учебные заведения России. Занятия прекратили 25 тыс. студентов. Забастовщики требовали покончить с дисциплинарным произволом и полицейскими репрессиями, но пока еще никаких чисто политических требований не выдвигали. Власти ответили арестом лидеров забастовки. Более либеральные чиновники, однако, стремились убедить власти, что студенческий протест не имеет политических целей и всего лучше с ним справиться, удовлетворив законные жалобы студентов. И действительно, студенты считали себя выступившими в защиту закона, а не против существующего строя6.