Книга Секс и вытеснение в обществе дикарей - Бронислав Малиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С раннего возраста сыновья и дочери одной матери разделены в семье в соответствии со строгим табу, запрещающим любые близкие отношения между ними и, прежде всего, предписывающим им не иметь никаких общих дел, как-либо связанных с сексуальной сферой. Так, табу запрещает брату, во всем остальном пользующемуся властью над сестрой, пускать в ход эту власть, когда речь идет о ее браке. Следовательно, право давать или не давать согласие на брак остается за родителями, и отец — муж ее матери — наделен наибольшими полномочиями только в этом единственном случае.
Огромная разница между двумя типами семьи, составляющими предмет нашего анализа, начинает проясняться. Во главе семьи нашего типа стоит властный, авторитарный муж и отец, пользующийся поддержкой общества[7]. Также наше экономическое устройство отводит ему роль кормильца семьи, который может — по крайней мере, номинально — быть щедрым или скупым, на свое усмотрение. На Тробрианских островах, напротив, мать независима, а муж не имеет никакого отношения к зачатию детей, не является кормильцем семьи, не может оставить детям свое имущество и не имеет над ними власти в социальном смысле. Родственники же матери обладают большим влиянием, особенно ее брат — кормилец семьи, чье имущество сыновья наследует после его смерти. Таким образом, в этом отношении социальная жизнь и семья тробрианцев организованы совершенно иначе, чем в нашей культуре.
При том, что семейная жизнь матрилинейного общества представляет интерес для изучения, может показаться излишним останавливаться на нашей собственной семейной жизни, которую все мы так хорошо знаем и которая так часто обсуждается в новейшей психоаналитической литературе. Мы могли бы принять ее как нечто само собой разумеющееся. Но, во-первых, строгий компаративный подход требует четких представлений о сравниваемых объектах; а во-вторых, поскольку приводимые здесь матрилинейные данные получены с помощью специальных методов антропологической полевой работы, европейский материал должен быть представлен в том же виде — как если бы он был получен с помощью тех же методов научного наблюдения и проанализирован с антропологической точки зрения. Как уже отмечалось, я не нашел ни в одном психоаналитическом труде прямого и последовательного описания социальной среды; еще меньше мне удалось обнаружить сведений о том, как нуклеарный комплекс и обусловливающие его причины варьируются в нашем обществе в зависимости от социальной группы. Однако очевидно, что детские конфликты в покоях обеспеченных буржуа и в крестьянской хижине или в однокомнатной «клетушке» бедного рабочего совершенно различны. Теперь, просто для того чтобы подтвердить истинность психоаналитической доктрины, было бы полезно рассмотреть низшие, грубые слои общества, где вещи называются своими именами, где ребенок находится в постоянном контакте с родителями, живет и ест в одной с ними комнате и спит в одной с ними постели, где никакой «заместитель родителя» не осложняет картину, хорошие манеры не умеряют животные инстинкты и где мелкие дрязги и соперничество повседневной жизни выливаются в ожесточенную, хотя и затаенную вражду[8].
Мы можем добавить, что изучение социальных и биологических оснований нуклеарного комплекса с целью дальнейшего применения этого понятия в фольклористике настоятельно требует учитывать крестьян и необразованные классы. Это объясняется тем, что народные традиции берут начало в обстоятельствах, скорее напоминающих жизненные условия современного крестьянина или бедного ремесленника Центральной и Восточной Европы, нежели жизненные условия раскормленных нервических жителей Вены, Лондона или Нью-Йорка.
Для ясности сравнения я разделю детство на этапы и каждый из них буду рассматривать отдельно, описывая и сравнивая их в обоих обществах. Для осмысления нуклеарного комплекса важно четко различать этапы семейной жизни, поскольку психоанализ — и это действительно одна из главных его заслуг — раскрыл ярусность человеческого сознания и показал его примерное соответствие этапам развития ребенка. Определенные периоды сексуальности, кризисы, сопутствующие регрессии и амнезии, когда некоторые воспоминания вытесняются в сферу бессознательного, — все это предполагает четкое разделение жизни ребенка на периоды[9]. Для нашей цели достаточно выделить четыре периода в развитии ребенка, определяемые биологическими и социальными факторами.
Младенчество — период, когда ребенок полностью зависим от матери, нуждается в грудном питании и защите, не может самостоятельно двигаться, не может сообщить свои мысли и желания. Мы будем исходить из того, что этот период длится от рождения до времени отнятия от груди. В диких племенах он продолжается около двух-трех лет. В цивилизованном обществе он намного короче — как правило, около года. Но для разделения детства на этапы лучше ориентироваться на естественные сроки. Ребенок в этом возрасте физиологически привязан к семье.
Раннее детство — возраст, в котором ребенок, неспособный пока еще существовать независимо от матери, тем не менее может двигаться, говорить и самостоятельно играть рядом с ней. Мы будем исходить из того, что этот период длится три или четыре года и, таким образом, завершается примерно в возрасте шести лет. На этот период жизни приходится первый постепенный разрыв семейных связей. Ребенок учится быть самостоятельным и независимым от семьи.