Книга Четыре норвежских конунга на Руси - Татьяна Джаксон

Что касается матери конунга Вальдамара, то, как не без основания полагает Ф. А. Браун, саги имеют в виду умершую в 869 г. княгиню Ольгу, в действительности не мать, а бабушку Владимира Святославича. По Брауну, в исландской традиции Ольга представлена в двух образах – мудрой старой матери Вальдамара и его жены Аллогии [Braun 1924. S. 177–178]. Сэмюэл Кросс тоже усматривает в образе матери конунга воспоминания о русской княгине Ольге [Cross 1931. Р. 145]. Е. А. Рыдзевская считает, что такое предположение весьма правдоподобно [Рыдзевская 1935. С. 13, примеч. 2]. Разделяет эту точку зрения и Эрма Гордон [Gordon 1938. S. 70, Anm. 18,19].

Пленение юного Олава в Эйстланде, на пути из Швеции в Гардарики

Мотив бегства младенца Олава на Русь представлен с вариациями в семи источниках [HN, 111–113; Agrip, к. 17; О. Тг. Oddr А, к. 7; б. Тг. Oddr S, к. 6; Fask., к. 23; О. Тг. Нкг, к. 6; О. Тг. еn mesta, к. 46]. Мнения исследователей относительно достоверности этой информации значительно расходятся. Так, Вальтер Бэтке полагает, что, вероятно, в основе лежит тот исторический факт, что Олав воспитывался на Руси [Baetke 1973. S. 309]. По мнению Александра Бугге, напротив, о детстве и юности Олава Трюггвасона достоверно известно не больше, чем это формулирует «Красивая кожа»: «в детстве отправился со своей матерью в неизвестные земли» [Bugge 1910. S. 2].

Рассматривая мотивы в «Саге об Олаве Трюггвасоне», достойные и недостойные доверия, Гвин Джоунз заключает, что мы можем верить в то, что мать Олава и его родственники отправили его, из соображений безопасности, на Русь, поскольку «правящая династия там была шведского происхождения, и северные связи, хотя и ослабевшие, еще существовали» [Jones 1968. Р. 17]. Я тоже склонна признавать факт пребывания Олава Трюггвасона на Руси, но на другом основании. Дело в том, что существует источник, его подтверждающий, а именно виса Халльфреда Трудного Скальда из его поэмы об Олаве, сочиненной в 996 г., т. е. при жизни Олава.[4]

За исключением «Обзора», источники единодушно признают, что Олав был рожден после гибели своего отца, конунга Трюггви Олавссона. В «Обзоре» говорится: «бежала Эстрид ... на Оркнейи с трехлетним Олавом». То же в «Истории Норвегии», но там бегство – до рождения Олава. Иначе в «Круге земном»: Астрид бежала «на одно озеро», где «на каком-то островке» родила Олава; там она «провела лето», а осенью перебралась со своими людьми в Опростадир к Эйрику, своему отцу; оттуда она отправилась в Швецию к Хакону Старому. Наиболее подробно бегство Олава описано у Одда:

И когда они, Олав и Астрид, пробыли 2 года у Хакона Старого, тогда собрал он их в путь с честью и передал их в руки тех купцов, которые собирались ехать на восток в Гарды. Он думал отправить их к Сигурду, брату Астрид, который имел большие почести от конунга Гардов. Хакон Старый дал им все, что им требовалось для этой поездки, и расстался с ними не раньше, чем они взошли на корабль с хорошими попутчиками. И затем вышли они в море, и в этой поездке напали на них разбойники и взяли все добро, и убили некоторых людей, и разобрали себе остальных, взяли их затем в неволю и рабство. И здесь разлучился Олав со своей матерью, и ее затем продавали из страны в страну. Олав был тоже продан в рабство, как другие пленники, и три хозяина было у него в этом плену. И того, кто первым купил его, звали Клеркон; и это он убил воспитателя Олава у него на глазах. А несколько позднее продал он Олава тому человеку, которого звали Клерк, и взял за него необычайно хорошего козла; и пробыл он во власти этого человека некоторое время. Но Бог, который не хочет, чтобы скрывались честь и слава его друзей, как не должен свет скрываться во тьме, сделал тогда великой славу этого молодого человека и освободил его из этой неволи, как в былые времена освободил он Иосифа. И этот человек, который теперь имел власть над Олавом, продал его тому человеку, которого звали Эрес, и взял за него драгоценную одежду, которую мы на нашем языке называем плащ или пыльник. И этот хозяин, который теперь купил его, был родом из языческих земель; жену его звали Рекон, а сына их звали Реас. Он купил вместе с ним и его брата по воспитанию, которого звали Тор-гильс, сына Торольва; он был старше, чем Олав; они пробыли 6 лет в этой беде [О. Тг. Oddr А, к. 7].

В одном пункте у Одда имеется существенное отличие от «Истории Норвегии» и «Обзора»: только у Одда (но из него заимствует Снорри) Астрид сама отправляется вместе с Олавом. В этом, по мнению Бэтке [Baetke 1973. S. 309], можно увидеть стремление Одда приблизить рассказ о бегстве Олава к библейскому рассказу о бегстве в Египет. Это – широко распространенная точка зрения [Knirk 1981. Р. 172]. Так, Эрма Гордон приводит параллели между библейскими и саговыми текстами [Gordon 1938. S. 40–41]. В саге Хакон Старый говорит, отправляя на Русь Астрид с Олавом: «и я предчувствую, что там будет расти сила этого мальчика» [б. Тг. Oddr S, к. 6]. См. о рождении Христа в Библии: «И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицем Господа – приготовить пути Ему...» [Лк 1, 76]. Говоря о пленении Олава эстами, автор сам проводит прямое сравнение с Библией [6. Тг. Oddr А, к. 7]: «Но Бог, который не хочет, чтобы скрывались честь и слава его друзей, как не должен свет скрываться во тьме, сделал тогда великой славу этого молодого человека и освободил его из этой неволи, как в былые времена освободил он Иосифа». (Ср.: «Иосиф же отведен был в Египет; и купил его из рук Измаильтян, приведших его туда, Египтянин Потифар, царедворец Фараонов, начальник телохранителей» [Быт 39, 1].)

Утверждая, что рассказ о бегстве Олава связан с рассказом о бегстве в Египет [Baetke 1973. S. 309], Бэтке полагает, что ярл Хакон играет в этой истории роль царя Ирода, преследователя младенца, для каковой роли Гуннхильд не годится. Снорри, по его мнению, устранил данную неловкость тем, что заменил ярла Ха-кона на какого-то другого человека с тем же именем: «предводителем их был могущественный муж, друг Гуннхильд, по имени Хакон» [Круг Земной. С. 98].

Аналогично и Т. М. Андерссон [Andersson 1978. Р. 145] полагает, что рождение Олава смоделировано Оддом по образу рождения Христа. Л. Лённрот, однако, утверждает, что иностранная легендарная литература (и Библия) оказали влияние на «Сагу об Олаве Трюггвасоне» еще до Одда [Lonnroth 1963. S. 72]. В частности, он отмечает, что история о том, как Бог спас мальчика Олава из плена в Эйстланде, явно была известна автору «Обзора»:

Но бог, который избрал этого ребенка для лучшей участи, дал ему свободу таким образом, что в Эйстланд приехал человек по поручению конунга из Хольмгарда, который был послан собрать подати с этой земли и был родичем этого ребенка, и освободил своего родича, и отвез в Хольмгард, и был он там некоторое время, так что немногим людям было известно о его происхождении [Agrip, к. 18].

Весьма важен вывод Лённрота, что нельзя возвращаться к тезису Бугте [Bugge 1908. S. 233–272; Bugge 1910] о том, что саги о юношеских годах Олава связаны с английским героическим сказанием о Хавелоке из Гримсби. Сходство еще не говорит об их связи. Одно очевидно – рассказ о юности Олава состоит из саг, которые исходно к самому Олаву отношения не имеют. В частности, рассказ о пиратах построен по примеру византийских романов [Lonnroth 1963. S. 89]. Того же мнения придерживается и Т. Д. Ольсен, утверждающий, что сходство имен двух Олавов позволило перенести исторические и легендарные черты из истории Олава Святого на Олава Трюггвасона, а рассказ о детстве этого последнего строится по схеме, характерной для «византийских романов путешествий и узнаваний» [Olsen 1965. S. 52–53]. Лён-нрот находит также параллели между рассказами о детстве Олава и английского короля Эдуарда Исповедника, который со своей матерью Эммой бежал в Нормандию после датского нападения на владения его отца короля Этельреда [Lonnroth 1963. S. 80].