Книга Большая Мэри - Надежда Нелидова

«Не мучайтесь, думая, какое впечатление вы произвели на людей. Им не до этого. В эту самую минуту они мучаются, думая, какое впечатление произвели на вас». Примерно эту мысль пытаюсь донести до Маши. Бесполезно…

Мама у Маши была завучем сельской школы. Когда шли по улице, костяшками пальцев больно тыкала, давила в Машкино темя. Шипела:

– Чего набычилась?! Здоровайся! Будут говорить, дочка у завуча невежда. Кто так здоровается?! Будто кусаешься, а не здороваешься. Язык, чай, не деревянный? Смотришь волчонком. Остановись, поклонись почтительно: небось, голова не отвалится. (Твёрдыми жёсткими пальцами ухватывала тёплую Машкину шейку, гнула вперёд). И по имени-отчеству, внятно, уважительно: «Здравствуйте, Вера Евлампиевна!» «Здравствуйте, Элеконида Матвеевна!» А то будут за спиной шептаться: дочка у директора дура не воспитанная».

Самое яркое воспоминание из детства: самодельные качели. В воротах верёвка на перекладине завязана двумя концами. На верёвке дощечка с выемками по краям. Машка отталкивается, подгибает ноги, вытягивает струнками, взлетает: выше, ещё выше!

Громко, не хуже Пугачёвой, выкрикивает модную песенку: «Мэри, никому теперь не верит Мэри! Мэри, громко плачет Мэри!»

Ухает вниз, в животе будто щёкотно лопаются пузырьки, как от газировки. И снова взмывает – над двором с курами, над будкой с ополоумевшим от радости Шариком, над старой рябиной, над горизонтом с облаками: Кажется, все люди, всё село, весь мир в эту минуту слушают, восторгаются отважной, талантливой и красивой Машкой:

«Мэри, где стихи, там и проза! Мэри, где шипы, там и розы!»

Всё бы отдала, чтобы повторить это ощущение!

– Так в чём дело, Маша? Купите в магазине «Всё для дачи» качели – нынче они на любой вкус, цвет, вес…

Маша идёт пятнами, втягивает голову в плечи:

– Что вы?! Людям посмешище! Соседка первая пальцем у виска покрутит: «Машка совсем сдурела. Сорняк в огороде выше головы, а она посреди лопухов и лебеды кренделя выписывает. Центнер весом, а девчонкой-сикухой себя вообразила».

В районном клубе идёт очередной тренинг. Смотрим видеоролики и письменно даём профессиональный комментарий.

На экране семейное шоу, ведёт сухой, болезненный, жёлчный ведущий. На лице написано глубокое отвращение к героям, к публике, к самому себе, что согласился на участие в этой мутотени.

В студию пришли дедушка и внучка. На самом деле – муж и жена. Ему – девяносто, ей 25. В принципе, даже годится в праправнучки.

Зрители и эксперты смущённо отводят и прячут глаза. Всем мучительно, неловко гонять балду, ломать комедию, изображая понимание и благожелательность.

Дедушка доковылял, подсел к молодой жене. Вздохнул. По сценарию, взял за руку, предвидя агрессивную реакцию. Она, стиснув зубы, окаменев личиком, потерпела старческую пятнистую руку пять секунд. Выдернула ладошку и забилась в угол диванчика, как загнанный зверок. Тоскливо отвернула мордочку в сторону.

«Избегание тактильного и визуального контакта (отмечаю я). Попытка уклониться от малейшего физического прикосновения – первый признак неприязни».

– Не слушайте злопыхателей, у вас такая любовь, – скучно врёт по бумажке шоумен. – Ну, поцелуйте хоть своего мужа.

Она на секунду тычется в уголок ненавистной пергаментной щеки – будто злобно куснула острыми белыми зубками. Оживилась единственный раз, когда ведущий в очередной раз пытался спасти ситуацию:

– Ну-с, пора задуматься о рождении наследника, но нет квартиры. Будет квартира – будет наследник, я правильно понял?

– Да, да, – с надеждой встрепенулась провинциальная птичка. – Именно… Квартира.

«По-хорошему, – думаю я, – дедуле бы на печку да толстую ворчливую бабку рядом: чтобы манной кашей кормила, ноги лопухами обворачивала. Клизмы с ромашкой ставила, валенки грела… А ему вот отдувайся, таскайся по шоу. Соответствуй званию престарелого мачо, сердцееда и ловеласа. Отчего, отчего люди добровольно устраивают себе ад?»

Тренинг ведёт Мэтр. На переносице тонкие золотые очки с небесно-голубыми стёклами а-ля Дракула. Чистый, мощный сократовский лоб. Платиновая грива ухоженных, тщательно расчёсанных волос.

В первый день занятий, знакомясь, слегка учтиво поклонился: «Моя фамилия Роот. Так что я просто обязан полюбить (взгляд мельком в список) курсанток со съедобными фамилиями: Пирогову и Кашину. А они, соответственно, должны меня побаиваться. Избегать оставаться со мной наедине». Аудитория сдержанно посмеялась.

Моя фамилия Кашина. Сейчас Роот читает мой комментарий и едва заметно усмехается. Расходящиеся от уголков глаз и губ ломкие белые лучики рассекают золотистую загорелую кожу. Голос бархатистый, обволакивающий. Мы все в него влюблены. Не смотрим – а созерцаем, не слушаем – а внимаем.

Когда он проходит или склоняется… Тысяча чертей, как от него сексуально, мужественно пахнет! У психологинь сами собой томно закрываются глазки, полуоткрываются ротики, вздымаются под кофточками грудки, поджимаются животики.

Это нечестно, просто аромагипноз какой-то! Сейчас он может взять любую из нас, и любая почёт за счастье. Ослепнув, спотыкаясь, пойдёт за ним и отдастся на первой скамье, как прекрасная Люси – Дракуле. В перерыве девчонки спорят, с феромонами ли его туалетная вода и табак.

Какая разница. Я беру ручку, которую брал он, внося правки в мои записи. И весь оставшийся день, как девчонка, тайком нюхаю пальцы, воображая самые бесстыдные вещи.

Невероятно: всё чаще ловлю на себе его заинтересованные, подбадривающие, ласкающие – да, да! – взгляды. Он присматривается ко мне. Он называет меня лучшей ученицей и вызывает «к доске» чаще других.

Подкрепляет улыбку едва уловимым прикосновением к локтю или кисти. Когда, ответив, я сажусь, он легко подавливает на моё плечо. Физический контакт – первый признак симпатии и расположения!

– Вы далеко живёте? Подвезти?

Просторный кожаный салон пропитан тем же изумительным, божественным запахом…

Мэри, полюбила ты на беду, Мэри. Мэри, трудно ангелом быть в аду, Мэри.

– Ад! Жизнь превратилась в ад, день – в ночь. Поверите, утром глаза открою – жить не хочется. Сын… Всю жизнь, все силы и соки – в него. Одна поднимала. Хорошие мужики сватались – всем отказала. Мужа-то себе я найду, а отца сыну? Классная руководительница ахала: «Пятьдесят лет в школе, но чтобы такой мальчик… Исключительный мальчик!» По результатам ЕГЭ – в любой вуз с распростёртыми.

Перед отъездом в Москву говорит: «Мама, тебе трудно. Отдыхай (В этом месте клиентка достаёт платок и рыдает горько, безутешно, с подвоем, как по мёртвому). А я, говорит, подкоплю денег, поработаю месяц на стройке. Господи, знать бы, поперёк легла: только через мой труп! Там, на стройке и снюхались… с этой.

Муж о жене узнаёт последним, мать о сыне – когда уж все вокруг шепчутся.