Книга Хрома. Книга о цвете - Дерек Джармен

1919. Мир в трауре. Казимир Малевич рисует «Белое на белом». Погребальный обряд для живописи:

Я разорвал кольцо горизонта и вышел за НОЛЬ ФОРМЫ, вписывающийся в систему координат профессионального академического искусства. Я прорвал синий абажур цветных ограничений, вышел в белое. Я победил подкладку цветного неба, сорвал и в образовавшийся мешок вложил цвета и завязал узлом. Плывите! Белая свободная бездна, бесконечность перед нами.

(Малевич. Указ. соч.)

С точки зрения химии краска, которой Казимир рисовал свои знаменитые картины, была старым пигментом. Я сомневаюсь, что он использовал титаниум, который только-только открыли; возможно, он использовал оксид цинка, примерно столетней давности. Но вероятнее всего, он использовал оксид свинца, известный со времен античности, которую он презирал. Все белые пигменты – это оксиды металлов, за исключением грунтовок, таких, как гипс, в основе которых лежит мел. Белый – металлический цвет.

Свинцовые белила. Тонкие пластинки свинца, окисленные в навозной жиже, давали тяжелое белое импасто, на котором балансировали головы натурщиков Рембрандта, свинцовые воротники, жесткие от крахмала и благопристойности.

Цвет, который алхимики получили из свинца – белый. Он называется свинцовые белила. Свинцовые белила очень яркие и продаются в маленьких баночках, похожих на бокалы или рюмки. Чем больше вы растираете эту краску, тем более совершенной она становится, и она хороша на дереве – ее даже используют на стенах, но по возможности старайтесь избегать ее – поскольку со временем она чернеет.

(Ченнино Ченнини. Il Libro dell’Arte)

Когда казимировское «Белое на белом» превратится в «Черное на черном»?

Плиний дает такой рецепт:

Свинец разлагают на составные части в кувшине с уксусом, чтобы получить грунт, на котором мы рисуем.

Свинцовые белила очень ядовиты и, если использовать их неосторожно, могут привести к болезни художника. Римляне травили себя, используя свинцовую посуду для вина. Художники так же безумны, как и шляпники? В химии своего искусства? Олимпиодор предупреждает нас, что свинец настолько одержим дьяволом и настолько бесстыден, что те, кто хочет изучить его, сходят с ума и умирают.

Оксид цинка, китайские белила, которые получают из холодного белого дыма, не ядовиты и используются как пигмент с середины девятнадцатого века. Цинк, испаряющийся с поверхности расплавленного металла, сжигается в насыщенной кислородом атмосфере при температуре 950 °C, в результате чего получается белый пар. Оксид цинка – это чистый холодный белый.

Наибелейший белый – это титан, у которого самая высокая покрывающая способность из всех белых. Он очень стабилен, устойчив к нагреву, свету и воздуху, и он – самый юный из всех белых, появился после Первой мировой войны.

Вот текущие цены на эти пигменты от Корнелиссен, торговцев красками для художников:

Свинцовые белила £15.85

Титановые белила £22.50

Цинковые белила £26.05

ЗА ПЯТЬ КИЛОГРАММ

Белый не пропускает, он не прозрачен, вы не можете смотреть сквозь него. Обезумевший белый.

Я родился на Альбионе в 1942 году, маленький белый мальчик из семьи среднего класса, защищенный огромными белыми скалами Дувра от злого врага с черным сердцем. Когда меня крестили, наши защитники, как белые рыцари, вели воздушные бои в грозовых облаках над Кентом. В четыре моя мама взяла меня на экскурсию – большая Белая башня в Лондоне, которую давно не мыли, была серой и покрытой копотью. Уайт-Холл[7], где размещался парламент, был еще чернее. Я быстро понял, что власть – белая, вот даже у наших американских родственников есть свой собственный Белый дом, построенный в стиле мраморных имперских монументов античности. Мрамор дорого стоил, и живые, из уважения к мертвым, записывали даты их ухода на мраморных монументах. Один из самых расточительных – монумент Витторио Эммануилу и Рисорджименто в Риме – здание в самом дурном вкусе, которое римляне называют «свадебный торт». В свой пятый день рождения я, охваченный благоговением, стоял перед этим Белым Слоном. После короткого путешествия по Италии мы вернулись домой. Мне было шесть, и началось мое серьезное образование в Хордл-хаузе на Хэмпширском утесе, откуда были видны белые каменные иглы острова Уайт. До 1950-х в основе образования лежало великое Имперское Белое Бремя. Мы, избранные, должны были нести Белую Надежду[8], может быть даже жертвуя собой, тем странам, которые были закрашены в нашем школьном атласе розовым.

В семь я смутил своего отца-военного тем, что попросил в подарок на день рождения белую лилию аронник, а не мертвых свинцовых солдатиков, как он хотел. Он считал мою детскую любовь к цветам женственной и надеялся, что я ее перерасту. Я никогда не зацикливался на белых цветах, как Вита из Сиссингхерста[9], хотя у меня есть среди них свои любимцы, старая душистая гвоздика, с лохматыми лепестками, миссис Синкинс. Гертруда Джекилл, великая викторианская садовница, любила этот цветок, хотя она и не одобрила бы, что я называю его белым:

Выражение «белоснежный» очень туманно. В цвете снега всегда так много голубого, из-за его кристаллической поверхности и частичной прозрачности, и его текстура настолько отличается от текстуры любого цветка, что их сравнение едва ли уместно. Я думаю, что термин «белоснежный», так же как и «золотистый», несет скорее символический, а не описательный смысл и используется для любого белого, чтобы передать ощущение чистоты.

Почти все белые цветы на самом деле желтовато-белые, и лишь немногие из них голубовато-белые, такие как Omphalodes linifolia, но их текстура настолько отличается от снега, что их невозможно сравнивать. Должна сказать, что большинство белых цветов имеют цвет мела, и, хотя такое определение звучит несколько презрительно, на самом деле это по-настоящему прекрасный теплый белый цвет, но ни в коем случае не интенсивный белый.

Цветы, которые всегда казались мне самыми белыми, – это Iberis sempervivens, жесткий и мертвый белый, как кусок глазированной керамики, без какой-либо игры или вариаций, и поэтому совершенно неинтересный.

(Гертруда Джекилл. Лес и сад)

Когда мне было девять, мне подарили на Рождество два тома тревильяновской «Иллюстрированной английской социальной истории». Не думаю, что я ее прочел! Но я влюбился в иллюстрации – в частности, в миниатюру Николаса Хиллиарда, на которой молодой чело-век изнемогает от любви, прислонившись к дереву. Он положил руку на сердце, вокруг него – белые розы. На нем – белый воротник, черно-белый камзол, белые чулки, белые туфли. Возможно, он жил в одном из черно-белых деревянных домов, которые тоже были нарисованы в этой книге и с которых я сделал бесчисленное количество рисунков, даже более фантастических, чем дворец Нонсач. Мир белых башенок и шпилей… над которыми разыгрывались воздушные битвы. Я думаю, эти рисунки отражали мое внутреннее смятение, битву, которая бушевала все мое детство, бомбардировки и сирены воздушной тревоги, а внизу – дом, которому угрожала опасность. Черно-белый дом.