Книга Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров

Война — это не только фронт и, конечно, не один Петроград. Современная отечественная историография все чаще «вспоминает», что войну вели империи — морские и континентальные, причем Российская империя на протяжении войны оставалась унитарным многонациональным и поликонфессиональным государством, в котором наличествовали многочисленные противоречия продукт вызревания национальных и конфессиональных элит. Имперская тематика подводит исследователей к вопросам функционирования полиэтнического государственного образования эпохи модерна, в частности к проблеме его окраин, которая имеет и региональное «измерение». Серьезное внимание российские историки уделяют теме «война и общество», причем акцент все более отчетливо ставится на изучении ситуации в регионах.

В последние годы произошли качественные изменения самой исследовательской парадигмы, что, в свою очередь, привело к возникновению новых направлений в историографии Первой мировой войны. Отечественные исследования о войне все в большей степени входят в русло веяний и подходов зарубежной историографии. Ученые обратились к изучению вопроса о том, насколько война изменила облик общества, поведенческие стереотипы населения, его повседневную жизнь. Изучаются изменения в общественном сознании, эволюция ментальности различных социальных слоев, созревание в них протестных настроений. При этом речь идет не только о солдатах или военнопленных, но и о жителях прифронтовой полосы, беженцах, дезертирах — иными словами, о значительной части населения России, чью жизнь перевернула война. Примечательно появление и работ о положении женщин в трудную военную пору.

Конечно же, война так или иначе повлияла на состояние всех социальных групп империи, например рабочих, характер выступлений которых, по оценке Ю.И. Кирьянова, во многом все еще остается непроясненным. Она деформировала сознание русского крестьянства, нарушив привычный уклад его жизни и сделав насилие повседневностью. Война стала вызовом и для общественных организаций, и для политических партий разных направлений. Все больший интерес вызывает повседневная жизнь в России в годы войны, настроения различных социальных и национальных групп. Особой сферой исследований массового сознания времен войны стало изучение восприятия образа врага в русле военно-исторической антропологии.

Примером удачного обобщающего издания, в той или иной степени «впитавшего» в себя перечисленные тенденции, стала трехтомная энциклопедия «Россия в Первой мировой войне. 1914–1918». В издании, выпущенном в свет в год столетия начала войны, освещаются как военные события, так и

* * *

В первые послевоенные десятилетия зарубежная историография Первой мировой войны разрабатывала преимущественно политические, дипломатические и военно-стратегические аспекты ее истории. Главным предметом исследований выступала проблема ответственности и виновности за развязывание войны, а также стратегия и тактика ведения боевых действий. Ситуация начала меняться в 1960-е гг. на фоне осмысления опыта Второй мировой войны и расширения и без того колоссального корпуса опубликованных источников — в связи с истечением 50-летнего срока давности были открыты многие документы военных архивов. Теперь доминирующими направлениями выступили социальная и экономическая история Первой мировой войны, а одним из центральных вопросов — взаимосвязь и взаимообусловленность войны и революционных событий в Германии, Австро-Венгрии, России и Турции.

На рубеже 1980–1990-х гг. начался третий, современный, этап развития историографии Первой мировой войны, ведущим направлением которого явилась так называемая культурная история. Одной из видимых причин такого сдвига стало крушение коммунистических режимов, приведшее к разочарованию в марксизме с его преимущественным интересом к социально-экономической сфере, а равно тот исторический опыт, который был накоплен человечеством на протяжении XX столетия. Общей тенденцией западной школы изучения войны явился переход от национально замкнутой историографии к глобальному взаимодействию историков на фоне укрепления позиций англо-американских исследовательских практик.

В рамках каждого из выделенных этапов преобладала собственная исследовательская парадигма. На первом этапе таковой стала модель «войны наций», согласно которой мировой конфликт 1914–1918 гг. рассматривался как логическое продолжение и завершение «долгого» XIX в. В ходе второго этапа война изучалась уже скорее как конфликт между обществами. В результате западногерманская, французская и отчасти американская историографии совершили дрейф от военно-политической конкретики к ревизии политической истории войны, а затем — к структурной и социальной истории. Это позволило значительно расширить предмет исследования, проследить, как повлияли на исход боевых действий социально-экономические процессы в странах участницах войны, раскрыть взаимосвязь между войной и последовавшими в ряде стран революциями.

В настоящее время преобладающим направлением является изучение «человека на войне». Нынешнее поколение ученых, с его особым интересом к культурной и микроистории, истории повседневности, исследует «войну солдат», «войну жертв», что во многом обусловлено попытками осмыслить трагическую историю XX в. в целом, проследить взаимосвязь между Первой мировой войной и возникновением тоталитарных режимов. К темам, в исследовании которых международная историография добилась наиболее значимых успехов, следует отнести проблематику фронтового опыта в целом и насилия в частности, воздействия войны на организацию тыла и коммуникативные практики и особенно коллективную память (коммеморацию) Великой войны.

Что касается соотношения в западной историографии «военной» и «гражданской» истории войны, то долгое время последняя находилась на периферии исследовательского дискурса, занимая второстепенное положение по отношению к событиям на фронтах. В 1980-е гг., как уже отмечалось, произошел переход к культурно-исторической парадигме, изучающей представления и практики широких слоев населения. В современных работах можно выделить два основных направления: во-первых, исследования материальной культуры, т. е. условий и способов выживания в экстремальной обстановке тех лет, и, во-вторых, труды, посвященные «культуре войны». Последнее понятие охватывает широкий круг социокультурных практик, направленных на адаптацию к непривычным условиям военного времени. Подобный подход, помимо прочего, позволил преодолеть отмеченное выше своеобразное «разделение» истории фронта от тыла — в современной историографии значительное внимание уделяется настроениям, представлениям и моделям поведения, общим для солдат и гражданского населения.

Тема «Россия в Первой мировой войне» в западной историографии традиционно относится к числу маргинальных. Первое специальное исследование такого рода — монография британского историка Нормана Стоуна о Восточном (русском) фронте — появилось только в 1975 г. В 2000-е гг. увидел свет ряд других исторических сочинений, посвященных военной истории России, но задача преодоления разрыва в изучении мировой войны в Западной Европе, с одной стороны, и в других регионах и театрах боевых действий — с другой, до сих пор не утратила своей остроты. Научные работы, специально посвященные положению России в период войны в англо-американской русистике, традиционно задававшей тон в изучении истории России на Западе, также стали появляться лишь в 1970-е гг. В последние два десятилетия положение стало выправляться, причем особый интерес исследователей вызывают как раз экономические, социальные и политические процессы в российском тылу.