Книга Дезире - значит желание - Барбара Картленд

Все же она надеялась, что племянница Джорджа окажется не слишком привлекательной. И так будет нелегко уступить Дрого какой-то жене, какова бы она ни была, но уж совсем невыносимо, если та окажется хорошенькой.

Нет, невозможно, чтобы кто-то мог сравниться с нею красотой, самодовольно подумала Лили. В тридцать восемь лет она продолжала оставаться самой прекрасной женщиной в лондонском обществе. Более того, многие считали ее самой красивой женщиной во всей Англии, и ее фотография в витрине магазина собирала такую же толпу, как фотографии профессиональных красавиц.

Лили вздохнула.

Какая из них получилась бы идеальная пара! Если бы только она встретила его, когда ей было восемнадцать, подумала она. Потом вспомнила, что ему в то время было восемь лет и он играл в солдатики на полу детской в «Котильоне», пока она внизу развлекалась в кругу гостей Эмили, в привычной для ее приемов фривольной атмосфере.

Лили почувствовала укол тревоги, как бывало всегда, когда она думала о своем истинном возрасте. Тридцать восемь! Через два года ей будет уже сорок. Она вздрогнула от внезапного ощущения холода, потом с вызовом вскинула свою золотистую головку.

Она пока еще не состарилась и способна сводить мужчин с ума. Ради нее Дрого готов жениться на девушке, которую раньше в глаза не видел. А значит, ей не придется сидеть на возвышении в обществе вдов. Она будет танцевать, кружиться с Дрого в вальсе и слушать, как он шепчет ей милые, смешные, чудесные пустячки.

Лили услышала, как внизу прозвенел колокольчик и открылась дверь. Должно быть, вернулся Джордж. Она бросила последний взгляд на свое отражение и повернулась к двери.

Слуги вносили багаж. Дверь в библиотеку стояла открытой. Лили знала, что Джордж будет ждать ее там, а с ним и его племянница. Она пересекла мраморный холл и вошла в библиотеку. Джордж стоял спиной к камину, а рядом с ним стояла девушка.

В первое мгновение Лили увидела лишь старомодный серый дорожный плащ и безобразную зеленую фетровую шляпку, украшенную потрепанным пером, но, когда Джордж заговорил, девушка повернулась к двери, и Лили увидела ее лицо.

Она засмеялась коротким, тихим смешком облегчения, но одновременно и удивления, потому что на девушке были темные очки, а о ее привлекательности и речи не могло идти.

Глава 2

Когда Корнелия узнала, что должна ехать в Англию, ей показалось, что пришел конец света. Сначала она пыталась спорить, возражать, отказываться, а потом, поняв, что ничего не добьется, если будет противоречить адвокату, пошла искать Джимми.

Она нашла его там, где и ожидала найти, — он чистил стойла, насвистывая сквозь зубы. Он был седой, с ужасно некрасивым лицом, и у него не имелось ни одной целой кости — все они в разное время были сломаны лошадьми, которым он служил.

Корнелия любила его.

— Джимми, они отсылают меня прочь, — пожаловалась она, и он, бросив единственный взгляд на ее бледное лицо, понял, как она страдает.

— Я ждал этого, девочка, — проговорил он. — Тебе нельзя здесь оставаться после того, как мисс Уитингтон — упокой, Господи, ее душу — отправилась на небо.

— Но почему? — горячо спросила Корнелия. — Здесь мой дом, мое место. Эти знатные родственники отца — они прежде и знать меня не желали, зачем я им теперь понадобилась?

— Ты это знаешь не хуже моего, — ответил Джимми.

— Конечно, знаю, — проговорила Корнелия с презрением в голосе. — Дело в моих деньгах — деньгах, которых я не хотела, которые опоздали на целый год и уже ничем не помогут.

Джимми вздохнул. Он уже не раз все это слышал, и выражение его лица заставило Корнелию вспомнить, как горько она плакала, когда впервые узнала, что ее крестная в Америке оставила ей большое состояние.

Быть богатой казалось ей совершенно бессмысленным — ведь она не нуждалась ни в чем, чего не мог ей дать Розарил. Она вспоминала, как отец жаловался на свою бедность, как матери хотелось красивых платьев. И вот теперь, — когда уже поздно, когда их обоих нет в живых, — на нее пролился этот денежный дождь. А ей ничего не нужно.

Забавно, как Джимми воспринял известие о ее богатстве. Она сказала ему об этом намеренно бесстрастным тоном, словно и не проливала горьких слез несколькими часами раньше.

— Я богата, Джимми, — сообщила она. — В Америке умерла моя крестная и оставила мне большое состояние. На английские деньги это сотни и тысячи фунтов.

— О Небеса! И что же ты будешь делать со всем этим золотом?

— Не имею ни малейшего понятия, — пожала плечами Корнелия.

Тогда, может быть, взглянем еще разок на ту славненькую кобылку, которую показывал нам в прошлую среду капитан Фитцпатрик? — предложил Джимми.

В конце концов, поторговавшись несколько дней, они заплатили 25 фунтов за кобылку, и Джимми больше ничего не просил.

Кузина Алин тоже весьма своеобразно отнеслась к известию о наследстве.

— Это большая ответственность, дорогое мое дитя, — мягко сказала она. — И ты должна молить Господа о наставлении в этом деле, потому что такая ответственность ляжет на твои плечи тяжким бременем.

— Не нужно мне ни этих денег, ни этой ответственности, — мрачно заявила Корнелия.

Прошло чуть больше недели, и кузина Алин высказала мнение, что если бы можно было нанять миссис О'Хаган не на два, а на четыре утра в неделю, то это было бы большим подспорьем.

Для себя Корнелия не хотела ничего. И постаралась даже вообще забыть о существовании этих денег. Ей приходили письма из Дублинского банка, но она оставляла их нераспечатанными на захламленном письменном столе, когда-то служившем ее отцу.

Впрочем, было приятно знать, что счета торговцев теперь можно было, не беспокоясь, оплачивать сразу по получении. Эта единственная польза, принесенная богатством, ничего не меняла в ее жизни, но со смертью кузины Алин все разительно изменилось.

Корнелия не могла и предположить, что смерть этой тихой пожилой женщины, на ее памяти всегда жившей в Розариле, так перевернет всю ее жизнь. Она никак не думала, что старый мистер Масгрейв, приезжавший из Дублина на похороны, напишет ее дяде, лорду Бедлингтону в Лондон, что его племянница теперь живет совсем одна и что в связи с этим надлежит что-то предпринять.

И только когда мистер Масгрейв приехал с наказом от лорда Веллингтона доставить ее в Англию, словно какую-то посылку, она поняла, что с ней происходит, и стала протестовать против его вмешательства.

— Это мой долг, мисс Бедлингтон, — спокойно пояснил адвокат. — Вы юная леди с положением. И простите, что я это говорю, но мне уже давно казалось: пора вам занять надлежащее место в тех кругах общества, к которым вы принадлежите.

— Мое место здесь! — вскричала Корнелия, сама понимая, что это уже не так.

— Ты выросла, а мы вроде и забыли об этом, — сказал Джимми, когда они разговаривали в конюшне. — Полгода назад тебе стукнуло восемнадцать, и хоть кажется, будто только вчера ты была такая крошечная, что мне приходилось поднимать тебя на спину старого Сарджента и держать, чтобы ты не упала, время-то прошло. Ты уже молодая леди, и я должен называть тебя «мисс» и дотрагиваться до шляпы, так-то.