Книга Крестный путь Петра Столыпина - Виктор Воронин

Алексея Аркадьевича Столыпина (которого друзья обычно называли Монго) современники считали человеком незаурядным, и среди друзей Лермонтова он был наиболее интересной и значительной фигурой. Вот что писал о Монго историк литературы Павел Александрович Висковатов, автор первой биографии поэта и редактор его собрания сочинений: «Отменная храбрость этого человека была вне всякого подозрения. И так было велико уважение к этой храбрости и безукоризненному благородству Столыпина, что, когда он однажды отказался от дуэли, на которую был вызван, никто в офицерском кругу не посмел сказать укорительного слова и этот отказ, без всяких пояснительных замечаний, был принят и уважен, что, конечно, не могло бы иметь места по отношению к Другому лицу: такая была репутация этого человека. Он несколько раз вступал в военную службу и вновь выходил в отставку. По смерти Лермонтова, которому он закрыл глаза, Столыпин вскоре вышел в отставку и поступил вновь на службу в Крымскую кампанию в Белорусский гусарский полк, храбро дрался под Севастополем (там за выдающуюся храбрость он получил золотое оружие и был досрочно произведён в майоры. – Авт.), а по окончании войны вышел в отставку и скончался затем в 1856 году во Флоренции».

А вот что писал о своём друге сам Лермонтов:

Монго – повеса и корнет, Актрис коварных обожатель, Был молод сердцем и душой, Беспечно женским ласкам верил И на аршин предлинный свой Людскую честь и совесть мерил. Породы английской он был — Флегматик с бурыми усами, Собак и портер он любил, Не занимался он чинами, Ходил немытый целый день, Носил фуражку набекрень; Имел он гадкую посадку: Неловко гнулся наперед И не тянул ноги он в пятку, Как должен каждый патриот. Но если, милый, вы езжали Смотреть российский наш балет, То верно в креслах замечали Его внимательный лорнет.

Согласно одной из версий, на роковой пятигорской дуэли Монго был секундантом поэта, и впоследствии многие его осуждали за то, что не сумел удержать друга от неё. Но официально зафиксированный в документах следствия как лермонтовский секундант князь Александр Илларионович Васильчиков считал, что Монго был бессилен тогда что-либо изменить в ходе событий. Как считал князь (преданный военному суду, но помилованный императором Николаем I): «Столыпин?! На каждого мудреца довольно простоты! При каждом несчастном событии недоумеваешь потом и думаешь, как было упущено то или другое, как недосмотрел, как допустил и т. д. Впрочем, Столыпин серьёзнее всех глядел на дело и предупреждал Лермонтова; но он по большей части был под влиянием Михаила Юрьевича и при несколько индолентном[2] характере вполне поддавался его влиянию».

Жена Аркадия Алексеевича Вера была дочерью выдающегося российского государственного деятеля, соратника Михаила Михайловича Сперанского графа Николая Семёновича Мордвинова (1754–1845), которого в определённом плане можно считать идейным предшественником Петра Аркадьевича в попытке реформирования империи. Во всяком случае, сам Пётр Аркадьевич хорошо знал о проектах мордвиновских реформ и, они явно наложили след (конечно, в применении к новой исторической обстановке) на его собственную стратегию преобразований.

Мордвинов был одним из наиболее видных российских флотоводцев – он успешно командовал линейным кораблём «Георгий Победоносец», во время русско-турецкой войны 1787–1791 годов Лиманской флотилией, возглавлял осаду с моря, бомбардировку и штурм Очакова. Его легендарная личная храбрость поражала современников, и что показательно, проявлялась она не только в бою. Мордвинов был единственным членом Высшего уголовного суда, отказавшимся подписать смертный приговор руководителям мятежа на Сенатской площади, что явно потребовало не меньшего мужества, чем пребывание под турецкими ядрами.

Также Николай Семёнович занимал видные административные должности на протяжении нескольких царствований – в том числе был председателем Черноморского адмиралтейского совета, членом Адмиралтейской коллегии, первым российским министром морских сил. Однако не менее чем заслуги в развитии флота, важны попытки реформ, которые Мордвинов пытался проводить на должностях члена Государственного совета и председателя Департамента государственной экономии, а впоследствии члена Финансового комитета и Комитета министров.

Мордвинов, как впоследствии и Столыпин, был абсолютно убеждён в том, что консервация устаревших социально-экономических отношений и политического строя обрекут Россию на отставание от остальных великих держав и второстепенную роль в мире. Мордвинова и Столыпина также объединяло то, что реформы для них не являлись самоцелью – они считали, что любые преобразования должны укреплять, а не ослаблять государство (что, увы, неоднократно случалось в отечественной истории).

В экономической сфере Мордвинов добивался превращения империи в индустриальную державу, что предполагалось достигнуть реализацией комплекса стратегических мер. Наиболее важные из них – освобождение крестьян без земли (что должно было дать рабочие руки для интенсивного развития индустрии), внедрение при государственной поддержке в производство последних научных достижений, финансовая реформа и всемерная поддержка российского предпринимательства (в том числе путем предоставления податных льгот). В области землепользования боевой адмирал был убеждён, что управление государством казёнными землями неэффективно, и их следует передать представителям высшей аристократии для организации образцовых хозяйств.

Но одними экономическими реформами стратегия Мордвинова не ограничивалась – он считал, что родовитое дворянство должно обладать определёнными политическими правами. Де-факто это являлось бы (причём при сохранении политической стабильности) переходом от самодержавия к установлению конституционной монархии по британскому образцу.

В общем, нельзя не заметить, что план мордвиновских реформ стал шагом к будущей столыпинской политике модернизации Российской империи, приведение её в соответствие с вызовами времени. Общей, в значительной мере, стала и нереализованность реформ: почти полная – мордвиновских и не довёденных до «увенчания здания» – столыпинских.

Двоюродный дед Петра Аркадьевича генерал-лейтенант Николай Алексеевич Столыпин (1781–1830) был одним из героев Отечественной войны 1812 года. Он был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени (император Александр I своим рескриптом дал его вместо более низкого – 4-го, на награждение которым Столыпина представил генерал Пётр Христианович Витгенштейн) за сражение под Витебском, а в заграничных походах Николай Алексеевич отличился под Данцигом. В 1830 году, будучи севастопольским губернатором, во время чумного бунта генерал был захвачен при штурме губернаторского дома и потом на улице забит дубинами и камнями обезумевшей толпой. В этом факте нельзя не увидеть какой-то рок: так же – мученически – погиб ещё один предок Столыпина – капитан в отставке Даниил Александрович Столыпин (1728–1773): он был зверски убит во время пугачёвского бунта в Краснослободске Пензенской губернии. Думается, Пётр Аркадьевич не мог не вспоминать страшную смерть предков, когда выходил к предельно наэлектризованным демонстрациям в Саратове – тогда каждое неверное слово или движение могли стоить ему жизни.