Книга Ледовые пираты - Дирк Гузманн

А в эти глаза сверху вниз всматривался дож, не будучи уверенным наверняка, что верноподданные не станут его палачами.

— Руки! — прошептала Мательда из-за шторы.

Джустиниано поднял руки с открытыми ладонями — исконный жест полной покорности.

— Обратись к ним, — продолжала подсказывать Мательда. — Вспомни, что я только что тебе говорила.

Она хотела повторить эти слова, но не успела: кто-то схватил ее за рукав и оттащил прочь от балкона. Это был Бонус из Маламокко, он возымел наглость прикоснуться к ней! Мательда вскрикнула и пнула его ногой. Он отпустил ее.

— Тихо, девчонка! — напустился на нее Бонус. На его черной накидке блестели серебристые узоры вышивки — цвета семьи Маламокко. — Как ты думаешь, что будет с твоим отцом, если чернь узнает, что государственные дела нашептывает дожу на ухо его собственная дочь?

— Если бы вы знали, что я думаю, трибун, вы лишились бы сна! — Мательда тщетно пыталась обойти Бонуса.

И тут ее отец начал свое обращение к толпе:

— Люди Риво Альто! — воскликнул он, и его голос задрожал. Мательда закрыла глаза, повторяя про себя слова, которые должны были последовать за этим: «Этот город станет центром островов лагуны. Византийцам, франкам и лангобардам недолго осталось повелевать вами…» Но на балконе было тихо. Что делал там ее отец?

Да, он всегда был робким человеком, но ведь он давно знал, что его ожидает этот момент — когда будет необходимо показаться перед народом. Много раз уже это традиционное для Венеции противостояние превращалось в вопрос жизни и смерти. Существовало правило: если народ хранил молчание, это означало, что он отклоняет своего дожа. Если же он ликовал, то новый глава города считался признанным. Триумф или поражение — это зависело от голосов солеваров, рыбаков, бондарей, каменотесов, золотых дел мастеров, ремесленников, изготовлявших колеса и телеги…

Когда с балкона, наконец, раздался голос Джустиниано, от его слов Мательда буквально оледенела.

— Что я могу сделать для вас, мои верноподданные? — спросил дож у людей, собравшихся во дворе. — Что бы это ни было, я позабочусь о том, чтобы вы это получили. Потому что я ваш новый дож, и вы должны любить меня.

В зале стихли все разговоры. Бонус из Маламокко смотрел на Мательду широко открытыми глазами. Двое из трибунов ринулись было к балконной двери, но тут же остановились, осознав, что для какого-либо вмешательства уже слишком поздно. Внизу, во дворе, сначала поднялся ропот, но затем предложение Джустиниано развязало толпе языки:

— Освободи нас от налогов! — выкрикнул кто-то.

— Вызволи Томазо из тюрьмы! — потребовал другой.

Еще кто-то попросил себе должность мастера-солевара. Множество людей настаивало: немедленно сюда эфиопских рабынь и голову императора Византии! Особенного успеха в народе удостоилась идея одного шутника, чтобы каналы раз в месяц наполнялись вином. Многие под балконом уже покатывались со смеху.

Джустиниано, оглянувшись в поисках помощи, искал взглядом свою дочь.

Отец всегда напоминал ей птицу, гордую хищную птицу, владыку воздушных просторов. А сейчас он так съежился, что превратился в ее глазах в воробышка с парализованными крыльями.

— Пропустите меня вперед! — Мательда сжала кулаки. — Пока они не утопили моего отца в лагуне.

Но Бонус уже ни на что не реагировал. Словно окаменев, он смотрел в сторону балкона — туда, где зарождалась очередная катастрофа венецианской политики.

Мательда уже не стала прятаться за шторой, она вышла на балкон и встала рядом с отцом. Из толпы раздался свист. Чей-то огрубевший от алкоголя голос высказал мнение, что новый дож, видимо, хочет подарить народу свою дочь.

— Что ты здесь делаешь? — не поворачиваясь к ней и стараясь не шевелить губами, спросил Джустиниано. — Неужели тебя покинул дух всех святых?

И тут лицо Мательды просветлело — святых! С элегантностью девушки, которая могла родиться только в лагуне, она помахала рукой толпе и послала ей воздушный поцелуй. Затем, подавшись так далеко вперед, как только могла, опираясь грудью на перила, стала всячески приветствовать жителей своего родного города, что-то обещать, выкрикивать, выкрикивать…

— Перевезти сюда святого? Да вы с ума сошли! — Голос Бонуса достиг такой высокой ноты, что он кричал, как птица. — Уж легче доставить нубийских рабынь и заполнить каналы вином! — Его лицо побагровело, на лбу запульсировала жилка.

Подгоняемое страхом катастрофы собрание поспешно перешло в зал Большого совета, где стены были украшены флагами городов лагуны, а раскладные стулья из орехового дерева и конской кожи, казалось, только и ждали, чтобы угодить седалищам благородных дворян.

Однако волнение снова и снова подрывало трибунов с мест, заставляя нервно метаться по залу. Один лишь дож, словно окаменев, оставался на своем месте. Он сидел, подперев голову рукой.

Мательда стояла позади отца, положив руки на его плечи.

— Вы ошибаетесь, Бонус, — спокойным голосом произнесла она. — Я обещала венетам не какого-то там святого, а совершенно особенного.

— Святой Марк, — простонал трибун Фалери, глава одной из трех самых могущественных семей городов лагуны. — Почему, ради всех святых, это должен быть именно святой Марк?

— Потому что он спасет жизнь моему отцу, — так же спокойно объяснила Мательда.

Дож коснулся руки дочери, и она замолчала.

— Как я уже всем вам говорил, — тяжело поднялся на ноги Джустиниано, — я не готов к тому, чтобы исполнять обязанности дожа. Для этого нужны такие государственные мужи, какими были римляне. А я — всего лишь венет. Лучше всего будет, если я отправлюсь в изгнание. По крайней мере, останусь в живых. Еще на какое-то время.

Некоторые из трибунов слушали его, потупив глаза. Бонус смотрел в окно.

Затянувшуюся паузу прервал Фалери:

— Это невозможно. Каждый из присутствующих здесь знает это.

— Ваш отец был дожем, теперь вы должны быть дожем, — поддержал Фалери Марчелло из династии Оро. — Только в том случае, если им будете вы, второй по очереди дож в роду, титул дожа наконец-то сможет стать наследственным.

— А следующим дожем потом станет один из ваших сыновей, — отмахнулся Джустиниано. — Тот, кто женится на моей дочери, а значит, и на титуле. И тем самым передаст его по наследству своей семье. Этому не будет конца…

В зале воцарилось тяжелое молчание. Со двора все еще доносились крики людей.

— Все-таки должен быть иной путь, — стоял на своем Бонус. — Другой святой, мощи которого мы действительно можем доставить сюда…

— Нет, Бонус, — покачал головой Фалери. — Вы ведь слышали, что кричал народ. Люди были в восторге от известия о том, что наши острова станут последним местом упокоения святого Марка. Вы же не хотите теперь выйти к ним и сказать, мол, вы, конечно, получите святого — мы же обещали! — но немножко не такого, а другого? Мы вот сначала прикинем и разузнаем, на какого мученика сейчас скидка в цене.