Книга Андропов - Рой Медведев

Должен сказать, что мой собственный интерес к Андропову как к политику и человеку возник еще в начале 1960-х годов, когда он был секретарем ЦК КПСС по международным делам. В аппарате двух международных отделов ЦК работали некоторые из моих добрых знакомых и студенческих друзей, которые немало помогли мне в сборе материалов для книги о Сталине и сталинизме. Я смог, в частности, прочесть несколько западных книг о Сталине и его эпохе, которые переводились на русский язык и издавались небольшими тиражами только для «ответственных работников», хотя на Западе они зачастую становились политическими бестселлерами, известными любому советологу. Мои друзья нередко с большим уважением говорили об Андропове, который, по их словам, совершенно не похож по знаниям, интеллекту и стилю работы на других секретарей ЦК, таких, например, как Б. Пономарев, Л. Ильичев или П. Демичев, о которых не только в аппарате ЦК, но и близких мне кругах литературной интеллигенции отзывались без всякого уважения. Сам я встречался с Андроповым только один раз, и это была слишком мимолетная встреча, чтобы я мог составить о нем ясное представление. Для меня важен был, однако, повод к этой встрече. Андропов просил показать ему рукопись книги «К суду истории», тогда еще далеко не законченной. Позднее, выразив через своего консультанта Г. X. Шахназарова удовлетворение, Юрий Владимирович попросил разрешения оставить прочитанную рукопись в своем архиве.

Из рассказов работников международных отделов напрашивался вывод, что Андропов — человек, целиком погруженный в политику. Давно друживший с ним Александр Бовин называл его в шутку «гомо политикус» — человек политический. Из того, что я слышал об Андропове, было очевидно, что он думает о серьезной политической карьере и что это не просто крупный партийный чиновник, а человек определенных взглядов, целей и амбиций, который мог вырасти и в крупного лидера. Он не был удовлетворен тем положением в стране, каким оно было в начале 1960-х годов и в первые годы после смещения Хрущева. Однако Андропов был вместе с тем крайне осторожен и свое мнение по многим вопросам высказывал лишь в узком кругу, да и то не с полной откровенностью. Он пользовался репутацией честного человека, не боящегося говорить или слушать правду, хотя ко многим его предложениям прислушивались не слишком внимательно. Андропов не был сталинистом, но как политик и человек он никогда не мог избавиться от многих черт и понятий, характерных для этой крутой эпохи. Он требовал порядка, но был неспособен на слишком резкие повороты. Андропов был искренним приверженцем марксизма и ленинизма и никогда не ставил ни перед партией, ни перед самим собой задачи глубокого переосмысления привитых ему с юности учений о социализме и капитализме.

После того как в середине 1970-х годов Брежнев перенес первый инсульт и первый инфаркт и сумел не без потерь для здоровья и своего и ранее не слишком сильного интеллекта выбраться из состояния клинической смерти, тема преемственности власти в СССР стала постоянной в западных органах печати и в прогнозах советологов. Все видели не только растущую концентрацию власти в руках Брежнева и все более уродливые формы его культа, но и прогрессирующую немощь этого человека. В беседах и интервью со мной западные дипломаты и корреспонденты все чаще спрашивали: «Кто может возглавить КПСС и Советское государство после Брежнева?»

В конце 1970-х годов почти официальным преемником Брежнева считался А. П. Кириленко. Мало кто верил, однако, что этот человек сумеет удержать власть в условиях той сложной и часто жестокой борьбы, которая обычно сопровождала в нашей истории смену одного лидера другим. Было видно, что Брежнев начал продвигать вверх своего ближайшего друга и соратника К. У. Черненко, который вскоре не только вошел в Политбюро, но и возглавил обширный аппарат личной власти Брежнева. Но для меня именно Андропов казался наиболее вероятным преемником генсека, хотя он тщательно скрывал свои политические амбиции и был предельно лоялен к Брежневу. Я исходил в своих прогнозах из нескольких предпосылок. На фоне того интеллектуально и физически слабого руководства, которое мы имели на рубеже 1970—1980-х годов, Андропов явно выделялся как умелый и умный политик. В то время как на глазах всей страны происходило моральное перерождение и дряхление коррумпированных партийно-государственных «верхов», Андропов продолжал укреплять и расширять Комитет государственной безопасности СССР. Этот Комитет становился все более сильным инструментом власти, оставаясь организацией, в наименьшей степени зараженной вирусом коррупции. Андропов не мог не знать об ухудшении положения в стране, для него не являлись секретом недостатки и пороки людей, стоявших у власти. Однако влияние и возможности Андропова были ограниченны, и он должен был ждать. Еще одним инструментом власти, влияние которого увеличилось в 1970-е годы и который мало затронули политическое и моральное разложение, была армия. Престиж военного руководства оставался высоким, а военно-промышленный комплекс доминировал в экономике. Но именно при Андропове удалось преодолеть существовавший еще со времен Сталина конфликт или неприязнь между высшими чинами армии и КГБ. Андропов был дружен с министром обороны Д. Ф. Устиновым, и казалось маловероятным, что в случае кризиса власти генералитет поддержит Черненко или Кириленко. К таким же выводам пришел в конце 1970-х годов и мой брат Жорес, который с 1973 года жил и работал в Лондоне и внимательно анализировал происходившие в СССР события. О своих предположениях мы не раз говорили в интервью, но на них мало кто обращал внимание. У наиболее влиятельных специалистов по советским делам фигура Андропова как вероятного лидера СССР не вызывала интереса. Эти люди считали невозможным, чтобы в Советском Союзе к власти пришел шеф КГБ, которому отводили тогда лишь седьмое или восьмое место в советской иерархии власти.

Все понимали, что Брежнев, пока он жив, будет стоять у власти. Мало кто из западных экспертов предполагал в середине 1970-х годов, что эта агония дряхлеющего режима продлится так долго.

Но так или иначе, а развязка наступила в ноябре 1982 года, и неожиданно для большинства политических наблюдателей Ю. Андропов был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС. За два года до этого в США был избран новый президент — республиканец Рональд Рейган. Многие предполагали поэтому, что именно Андропов и Рейган как лидеры двух супердержав будут оказывать в 1980-е годы решающее влияние на мировую политику. Естественно, всех волновал вопрос: какие акценты расставит в своей деятельности новый советский лидер? Станет ли он руководителем переходного типа или с ним придет новая эра внешней и внутренней политики СССР? Каких новых людей выдвинет Андропов? Как сложатся его отношения с мощным еще кланом Брежнева?

Избрание Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС и его первые шаги в этом качестве вызвали прилив ожиданий в разных слоях советского общества. Эти ожидания разделяла и часть работников партийного и государственного аппарата. Как писал позднее бывший заместитель заведующего одного из международных отделов ЦК КПСС Андрей Грачев, «Андропов казался человеком другого поколения, чем Брежнев, Суслов или Черненко. Он был более образованным, даже интеллигентным, на порядок более умным и проницательным и, наконец, лично более порядочным и скромным, чем "поздний" Брежнев. Разные люди связывали с воцарением Андропова в ЦК и Кремле разные и противоречивые надежды. Одни ждали быстрого наведения порядка в виде прежде всего жестких мер против разгулявшейся преступности и мафии, искоренения коррупции и усиления расшатавшейся трудовой дисциплины. Другие, в большинстве своем простые работяги, приветствовали появление в продаже с приходом новой власти дешевой водки… Третьи — к их числу относилась верноподданная интеллигенция и либерально-реформистски настроенная часть управленческого и партийного аппарата — связывали с Андроповым надежды на… демократические реформы. Во-первых, в условиях разложения и дискредитации партии именно КГБ и его бывший шеф выглядели относительно здоровой государственной структурой. Во-вторых, Андропов еще со времен своего возвращения из Будапешта оставил о себе в ЦК репутацию нестандартно мыслящего, современного и не чуждого либеральным идеям политика. В-третьих, потому что все равно надеяться больше было не на кого»[5].