Книга Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер

О самом Кретьене нам известно очень мало, даже меньше, чем о его произведениях, и хотя в своих творениях он упоминает отдельные детали своей литературной карьеры, это не несет в себе никакой сколько-нибудь существенной информации о его личности. Туманным и непонятным представляется даже его прозвище «Li Gois»[10], приводимое в одной из поэм. Посвящения на его творениях свидетельствуют, что де Труа скитался между дворами владетельных персон северо-восточной Франции и Фландрии, и дают хотя бы скудное представление о его странствиях в пространстве и времени. Так, считается, что один из своих романов Кретьен написал специально для графини Марии Шампанской[11] перед ее свадьбой в 1159 г.; самые яркие его впечатления связаны с жизнью именно при ее дворе. Последнее его произведение было написано для Филиппа, графа Фландрского, и, по всей видимости, было начато еще тогда, когда Филипп в 1191 г. находился в Крестовом походе. В его историях или, лучше сказать, «романах» можно усмотреть следы его знакомства с Англией, а один из его романов был написан для англо-норманнского двора короля Генриха II[12].

Кстати, Кретьен сам сообщает, что занимался переводами творений Овидия и, судя по этому, был хорошо образованным человеком. Он, по-видимому, знал творчество поэтов-классиков, и притом — весьма основательно, что еще какой-нибудь век назад было делом совершено немыслимым. Итак, Кретьен создавал свои творения в мире, исполненном интеллектуального напряжения, новых идей и вновь обретенных идеалов[13]. Трудно сказать, в какой мере он был причастен к второму открытию классической литературы и философии в школах Парижа. Конечно, Кретьена вполне можно читать как мастера иронии, искусно маскирующего свое истинное мнение, но, на мой взгляд, это мнение не соответствует самому предмету его произведений. Кретьен был не членом некоего узкого кружка избранных, а хронистом мира идей вновь нарождавшегося класса рыцарей, коему он воспевал хвалу и в известной мере был создателем его идеалов и идеологии. Он превозносил мирную героику рыцарства, подвиги на турнирах, а не на полях брани. Это являло собой резкий контраст распространенным в ту эпоху песням в жанре chansons de geste (песни о подвигах и деяниях), темой которых была война, все равно — с сарацинами или с соседом по феодальному поместью. Chansons de geste были порождением анархии и раздробленности века минувшего и выполняли важную политическую функцию: они восхваляли и прославляли великих баронов как защитников христианства, особо подчеркивая их статус могущественных вассалов, которых король любой ценой стремится удержать в повиновении.

Новизна самих сюжетов романов дополняется новаторским творческим методом Кретьена. Его излюбленным предметом исследования является любовь во всех ее проявлениях. И даже когда Кретьен заявляет, что ему чужда самая великая из всех любовных историй — повесть о Тристане и Изольде[14], ибо она не укладывается в рамки благочестивой морали, и оставляет неоконченной историю любви Ланселота и Гвиневры[15], поскольку сомневается в ее моральных качествах, он с редким искусством описывает отношения между любящим и его возлюбленной и, в частности, проявляет удивительное понимание всех оттенков эмоций, выраженное в монологах влюбленного, когда он остается один. Сквозная нить всех его историй — развитие отношений или логика эволюции характера, а чудеса и приключения, встречающиеся на этом пути, — всего лишь несложные средства придать истории побольше динамизма и удержать внимание аудитории.

Что до чудес и приключений, то их у Кретьена более чем достаточно. Если психологизм в изображении характеров он мог унаследовать благодаря внимательному чтению поэтов-классиков, а замки и дворцы служили отражением и антуражем современного ему мира, в повестях Кретьена присутствует и другая составляющая. После завоевания Англии норманнами его произведения были первым политическим контактом между латинским миром и кельтскими княжествами, еще сохранявшими независимость. В конце XI в. норманны прорвались за древнюю разделительную границу между землями кельтов и саксов, которая оставалась примерно неизменной на протяжении пяти веков, и захватили обширные земельные владения в Южном Уэльсе. Во времена Кретьена они проникли даже в Ирландию. В Уэльсе они вступили в контакт с местными лордами-землевладельцами и стали заключать браки с их потомками. Так был установлен мост между двумя культурами. От кельтского прошлого дошли легенды и предания о чудесах удивительных, героических времен. Норманнские лорды, потомки викингов, никогда прежде не слышали подобных чудесных историй и, естественно, не могли быть их создателями. И всего через несколько десятилетий эти легенды, неведомо как и благодаря чему, получили широкую известность в самой Британии и на континенте. Такие туманные фигуры, как Бледри, или Бледерик, считавшийся переводчиком этих историй, упорно ускользают из поля нашего зрения, как только мы пытаемся приблизиться к ним, и нам остается только проследить пути распространения нового стиля сочинения историй, которые проникли в Италию и на Сицилию менее чем столетие спустя после вторжения норманнов в Англию.