Книга Август 91-го. А был ли заговор? - Анатолий Лукьянов

Важнейшие вопросы жизни страны стали все чаще решаться не коллективно, а в узком кругу ближайших советников Горбачева. Его выступления, многократно воспроизводимые по радио и телевидению, становятся вязким повторением одних и тех же прописных истин о «судьбоносности перестройки», о «начавшемся процессе», о «новом мышлении». Под влиянием Яковлева в речах появляются округлые слова о приверженности социалистическому выбору при общем движении к свободному рынку, все более размывается классовый подход к событиям, катастрофически нарастают межнациональные конфликты. Авторитет Горбачева быстро ползет вниз. Он уже, в общем-то, не очень скрывает свои социал-демократические, а порой откровенно либеральные позиции. Неумение удержать в руках ход политической реформы делало свое дело. Все глубже становилось непонимание между лидером партии и ее Центральным Комитетом.

* * *

С избранием Горбачева в марте 1990 года президентом страны и с внесением в то же время поправки в статью 6 Конституции СССР решение узловых политических вопросов общественной жизни уходит из поля зрения Политбюро ЦК КПСС, как вода в песок. Мы вступили в третий период — период распада, который закончился не только крушением партии, но и самой советской союзной государственности.

Для этого периода характерны резкое ухудшение экономического положения страны, вползание ее в социально-политический кризис, повсеместное ослабление порядка и дисциплины. Теперь партии противостояли реальные оппозиционные силы, которые требовали устранения ее от власти. Грозные межнациональные конфликты в Прибалтике, Закавказье, Молдавии разрывали хозяйственные и политические связи, несли с собой тысячи жертв и сотни тысяч беженцев. Сильнейшим ускорителем этого разрушительного процесса и вместе с тем последнего акта трагедии Горбачева стало принятие первым Съездом народных депутатов РСФСР Декларации о суверенитете России и избрание Ельцина Председателем Верховного Совета Российской Федерации.

Объявление всеобщей «суверенизации», приоритета республиканских законов над союзными, изображение центра как некоего имперского монстра поставили Союз ССР на грань распада.

Что требовалось, в этих условиях прежде всего? Требовалось максимальное единство партийных рядов, единство воли членов Центрального Комитета партии, Политбюро. А его не было. XXVIII съезд КПСС, проходивший летом 1990 года, этого единства укрепить не смог. В программном заявлении съезда обосновывается, прежде всего, необходимость движения к рынку и многоукладной экономике, развитие же социалистических общественных отношений отодвигается на второй план. Такой подход, естественно, не устраивал не только значительную часть делегатов съезда, но и очень многих членов вновь избранного Центрального Комитета. Правда на съезде не получили поддержки ни ортодоксы во главе с Лигачевым, ни сторонники социал-демократической ориентации, требовавшие прямой поддержки частного предпринимательства, во главе с Яковлевым.

Утвержденный XXVIII съездом новый Устав партии, и «федеральная» структура Политбюро сразу же обрекли его на малую работоспособность. Достаточны было перелистать протоколы Политбюро и Секретариата ЦК того времени, чтобы убедиться, что круг решаемых ими вопросов сузился до минимума. Партия становилась бездействующей, в значительной мере обезглавленной организацией. Она была неспособна уже противостоять как право-либеральным тенденциям, так и возможным путчистским устремлениям сторонников «жесткой руки».

* * *

В этом воочию убеждали два последних Пленума ЦК 1991 года. Уже на апрельском Пленуме восьмая часть членов Центрального Комитета выступила против М.С. Горбачева, который вынужден был пригрозить отставкой. Перед июльским Пленумом 32 из 72 секретарей обкомов Российской Федерации поставили вопрос о привлечении Горбачева к ответственности. Этот Пленум принял решение о созыве внеочередного съезда партии в конце 1991 года, на котором смена руководства Центрального Комитета была, на мой взгляд, во многом предрешена.

Ни в малой степени не погрешу против истины, если скажу, что подавляющее большинство членов ЦК КПСС выступало против ослабления социалистических устоев жизни общества и развала Союза СССР, не было согласно с возникновением нового класса предпринимателей, с углублением социального расслоения, массовым обнищанием и безработицей.

И это в полной мере отражало те настроения, которые были характерны для значительной части рабочего класса, крестьянства, трудовой интеллигенции.

Люди не могли и, уверен, долго не смогут воспринимать всемирно пропагандируемые идеи о том, что собственник, а не труд людей, зарабатывающих себе на жизнь силами своих рук и ума, являются движущей силой общественного прогресса, что ничем не ограниченному рынку, социальному неравенству и безработице «нет никакой альтернативы».

Семьдесят послеоктябрьских лет не прошли даром. В общество глубоко вросли многие социалистические понятия, коллективистская психология, презрение к эксплуататорам и нахлебникам. Да, этот строй нуждался в радикальных изменениях. Да, многоукладность, равноправие различных форм собственности, демократические свободы, политический плюрализм, раскрепощение личности — все это отвечало требованиям времени. Но ведь все должно было находиться в рамках социалистической, а не откровенно прокапиталистической модернизации. Никто не сможет отрицать, что именно эти, а не какие-нибудь другие соображения, преобладали весной и летом 1991 года у большинства членов Центрального Комитета, которые давали острую и нелицеприятную оценку действиям своего Генерального секретаря.

В то же время было ясно, что такое несовпадение мнений большинства Центрального Комитета и лидера партии являлось противоестественными. Оно не могло долго продолжаться. За ним неизбежно следовало бы крушение партии, лишенной боеспособного руководства, либо устранение самого этого руководства.

Так и произошло. В августе 1991 года партия оказалась безоружной, неспособной противостоять развертыванию оголтелой кампании травли коммунистов и реставрации псевдодемократических, а по сути авторитарных порядков. Президент страны публично отказывается от выдвинувшей его на этот пост партии. Стало фактом парадоксальное явление — не руководитель оказался недостойным своей партии, а сама многомиллионная партия коммунистов была объявлена «недостойной своего лидера». То есть хотим мы того или нет, перед нами было предательство дела партии человеком, который был ей обязан всем своим существом и продвижением. Этим шагом был подписан приговор и самому президенту. Дни Горбачева на этом посту были сочтены.

* * *

Наверное, эти страницы покажутся читателю несколько абстрактными, изобилующими общими оценками. Где здесь мое личное отношение к событиям, — спросит он, — где воспоминания? Отвечу просто: я был не только участником всей этой большой общепартийной драмы. Драма партии была и моей личной драмой так же, как, думаю, и драмой миллионов коммунистов по всей стране.

До какой-то поры я был сторонником Горбачева. Мы нередко спорили, по-разному оценивали обстановку, но в целом курс на перестройку объединял нас. Газеты даже стали писать, что мы похожи на двух стоящих спина к спине бойцов, отбивающихся кулаками от нападающих слева и справа. В этом была доля правды. Для меня была в ряде случаев неприемлема ни сугубая ортодоксальность Лигачева, хотя в личном плане это глубоко честный и последовательный в отстаивании своих взглядов большевик. С другой стороны, для меня были совершенно неприемлемыми идеи десоциализации и капитализации советского общества, проповедуемые Яковлевым.