Книга Древо возможного и другие истории - Бернард Вербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже мухи предпочитали держаться подальше от него.
Никто не мог остаться равнодушным к этому вонючему бедствию. Стенки носа были раздражены, горло горело, язык распух. Астматики задыхались, страдавшие от насморка не решались дышать ртом, собаки выли.
Сначала метеорит стал национальной достопримечательностью, и туристы съезжались, чтобы посмотреть на него, но вскоре «космическое дерьмо» превратилось в проблему номер один города Парижа, а затем и всей Франции.
Жители покинули окрестности Люксембургского сада. Никому больше и в голову не приходило бегать там по утрам. Цены на квартиры падали, вонь распространялась, и люди уезжали все дальше от центра несчастной столицы.
Служба путей сообщения попыталась при помощи подъемных кранов и лебедок сбросить ужасный предмет в Сену, по которой он мог бы уплыть к океану. И черт с ним, с загрязнением окружающей среды. «Спустим воду в унитазе!» — воскликнул мэр. Но ни одна машина не смогла сдвинуть семидесятиметровый экскремент. Тогда его попытались взорвать. Но вещество было столь плотным, что метеорит не удалось ни расколоть, ни даже поцарапать.
Приходилось терпеть присутствие этой зловонной массы.
И тут молодому инженеру Франсуа Шавиньолю пришла в голову идея: «Раз мы не можем ни сдвинуть, ни разрушить его, давайте спрячем его под слоем бетона, чтобы прекратить распространение запаха». Сказано — сделано. И как раньше-то не додумались? Мэр распорядился начать операцию, которую впоследствии назвали «глазированием». Со всей страны привезли самые мощные бетономешалки, самый прочный цемент и обмазали метеорит десятисантиметровым защитным слоем. Но он продолжал вонять. Метеорит покрыли еще одним слоем бетона толщиной в двадцать сантиметров. Вонь не прекращалась. Слой за слоем. Бетон на бетон.
Через месяц поверхность метеорита исчезла под метровой коркой бетона. Теперь он был похож на куб с закругленными углами. Но запах продолжал распространяться.
— Бетон слишком порист, — решил мэр. — Надо найти менее проницаемый материал.
Шавиньоль предложил гипс, обладающий великолепными абсорбирующими свойствами. Он будет впитывать дурной запах, как губка.
Последовал очередной провал. Гипс покрыли стекловатой: «Чередуя слой стекловаты и слой гипса, мы получим двойную изоляцию, подобную той, которую используют при строительстве домов».
Углы куба округлились сильнее, но зловоние не уменьшилось.
— Нам нужен материал, не пропускающий ни унции газа, — рычал мэр.
Лбы наморщились. Какой материал может победить подобный запах?
— Стекло! — воскликнул Шавиньоль.
Как он прежде не догадался? Стекло! Эта плотная, тяжелая, непроницаемая субстанция станет самой лучшей защитой.
Рабочие растопили силикатное стекло до получения горячей оранжевой массы, которой и покрыли поверхность метеорита.
Когда стекло остыло, метеорит стал похож на большой светлый и гладкий шар. Он был огромен и прекрасен. Запах, наконец, исчез.
Париж ликовал. Люди подбрасывали в воздух противогазы и угольные фильтры. Жители вернулись с окраин, начались народные гулянья. Вокруг шара, переливавшегося как перламутр, танцевали фарандолу.
Мощные прожекторы освещали его сферическую поверхность, а парижане уже говорили о памятнике в Люксембургском саду как о восьмом чуде света, на фоне которого статуя Свободы — просто безделушка.
Мэр произнес краткую речь, в которой не без юмора заметил, что «находит совершенно естественным, что этот огромный мяч находится в городе, обладающем лучшей в мире футбольной командой». Ему оглушительно аплодировали. В раскатах смеха растворились все былые страдания. Франсуа Шавиньоль был награжден медалью, и треск фотовспышек увековечил молодого ученого рядом с гигантским гладким шаром.
А в это время в другом измерении пространства ювелир-инопланетянин Глапнавуэт принимал клиентов.
— Фантастика! — воскликнула покупательница-центаврийка. — Какой красивый искусственный жемчуг! Как вам это удалось?
Глапнавуэт хитро улыбнулся.
— Секрет.
— Вы больше не используете устриц?
— Нет. Я придумал, как выращивать более крупные и блестящие жемчужины. Устрицы обволакивают искусственное ядро перламутром, но их полировка не идеальна, а мой новый метод дает великолепные результаты.
Покупательница поднесла лупу к ближайшему из своих восьми шарообразных глаз и убедилась, что качество работы, действительно, было безукоризненным. Жемчужина, освещенная голубым светом лампы, переливалась тысячами огней. Центаврийка никогда прежде не видела ничего столь прекрасного.
— Вы использовали животное или машину? — заинтересованно спросила она.
Ювелир напустил на себя таинственный вид и его волосатые уши побагровели. Он хотел сохранить в секрете свое изобретение. Но, поскольку клиентка настаивала, прошептал:
— Я использую животных. Совсем маленьких животных, умеющих делать жемчуг лучше, чем устрицы. Так вам положить ее в футляр, или хотите сразу надеть?
— Я возьму футляр.
Центаврийка пришла в ужас от цены, которую заломил торговец, но ей очень хотелось получить драгоценность. Столь совершенная жемчужина, несомненно, произведет впечатление на ее центаврийских приемах. Она уже представляла, как во время ближайшего праздника поместит ее среди своих восьми грудей.
На следующий день ювелир Глапнавуэт, вооружившись щипчиками для бровей, поспешил отправить новую соринку в самый центр Люксембургского сада. Еще более крупную и пахучую, чем прежняя. Точно на то же место, что и первую. Для увеличения производительности еще по одной такой же соринке он положил на Красную площадь в Москве, в Центральный Парк в Нью-Йорке, на площадь Тяньаньмэнь в Пекине и на Пикадилли-Сиркус в Лондоне. Он обеспечил свое будущее. Если все пойдет хорошо, он будет получать с этой маленькой голубой планеты Солнечной системы от пятидесяти до ста жемчужин в год. И все это — практически даром. Достаточно всего одного вонючего шарика, купленного в магазине «Фарсы и розыгрыши». Конечно, потом приходится долго отмывать руки, чтобы исчез дурной запах, но игра стоит свеч.
Все подруги покупательницы-центаврийки пришли в восторг от искусственной жемчужины Глапнавуэта и тут же захотели купить такие же.
Идеальная женщина?
Это египетская богиня, это Нут.
В пять часов утра, когда солнце еще розовое, она принимает ванну из молока ослицы и цедит свой любимый аперитив из жемчужины, растворенной в уксусе из старого коринфского вина. Для любой другой женщины этот напиток был бы ядом. Усердные служанки делают ей массаж, а оркестр играет ее личный гимн.
Это единственный гимн, где вокальную партию исполняют не люди, а хор из восьми тысяч трехсот соловьев.