Книга Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай

Я не буду пересказывать вам сюжет. Роман короткий и написан гораздо лучше моей книжицы, поэтому прочтите его сами. Он скучен, дерзок и мудр, а я превыше всего ценю в людях и произведениях искусства именно эти три качества.

И, кстати, Скучающий, Дерзкая и Мудрый – вот те самые канонические реакции, которых я не смог сразу вспомнить у Шестнадцати Свидетелей Запуска.

В «Колыбели для кошки» говорится о множестве разных вещей, но основная линия посвящена изобретению вещества под названием «лед-девять». Смертоубийственный «лед-девять» способен заморозить любой объект: в конце концов, он «вырывается» на свободу и уничтожает на планете все живое.

Лайонел Гоеттрейдер прочел «Колыбель для кошки» и пришел к выводу, который скромно окрестил «случаем». Он гласит: когда изобретаешь новую технологию, изобретаешь и связанные с нею несчастные случаи.

Когда придумываешь автомобиль, придумываешь и дорожные столкновения. Изобретаешь самолет – и заодно, авиакатастрофы. Открывая деление атомных ядер, открываешь и расплав топлива в реакторе. Описывая качества «льда-девять», приближаешь и случайное вымораживание Земли.

Когда Лайонел Гоеттрейдер изобрел Двигатель, он знал, что не должен запускать его до тех пор, пока не поймет, к каким трагедиям может привести включение и как их предотвратить.

Мое любимое место в Музее Гоеттрейдера – это экспозиция на тему того, что могло бы произойти, случись у Двигателя при первом запуске какая-нибудь неисправность. При наихудшем раскладе беспрецедентно мощный поток энергии, поглощенный Двигателем, переполнил бы его впускную часть и вызвал взрыв. Сан-Франциско бы сразу превратился в дымящийся кратер, Тихий океан – заразился тау-радиацией, а 10 000 квадратных миль пахотной земли стали бы спекшейся коркой, не способной породить ничего, кроме боли. В общем, значительная часть Северной Америки была бы непригодна для жизни на многие десятки лет!

Родители часто жаловались руководящему совету музея на то, что кошмары, о которых повествует экспозиция, чересчур сильно действуют на детей. Они упирали на то, что раз эксперимент оказался удачным, то и не стоит, пожалуй, швырять посетителей в параноидальные фантазии о глобальной катастрофе. Зачем отвлекать любознательных людей от великого вклада Гоеттрейдера? В итоге стенды перенесли в полутемный тупичок, находящийся в стороне от главного зала, и там-то старшеклассники могут во время экскурсии, обмирая от страха, наблюдать закольцованную запись гипотетического конца света.

Я не гений, как Лайонел Гоеттрейдер, Курт Воннегут или мой отец. Но и у меня есть своя теория: несчастный случай необязательно сопутствует каким-либо открытиям или технологии, он связан и с людьми. Каждый человек, с которым вы сталкиваетесь, воплощает для вас случайность, связанную именно с ним. Однажды все может пойти прахом. Близости без последствий не бывает.

Вот что заставляет меня вернуться к Пенелопе Весчлер и несчастным случаям с нами. Со всеми нами.

7

Пенелопа Весчлер должна была стать астронавтом. Еще в детстве составители перспективных сводок личных прогнозируемых качеств отметили у нее высокий уровень умственного и физического развития, непоколебимую амбициозность и уверенность в себе. Уже тогда Пенелопа точно знала, какой путь ей предназначен, и не желала ничего иного. Она непрерывно готовилась – и в школе, и за ее пределами. Не к прогулкам по Луне. По спутнику Земли может прогуляться кто угодно. И летать месяц на орбите тоже может каждый. Нет, Пенелопа намеревалась преодолеть следующую ступень – приступить к исследованиям глубокого космоса.

Ее занятия не сводились к учебе, тренировкам и постоянным проверкам. Они имели еще и социальную направленность, вернее, антисоциальную. Для долговременных космических экспедиций кадровые агентства искали людей, которые росли в крепких семьях и имели наработанные эмпатические модели, пригодные для построения взаимоотношений с коллегами по полету, рассчитанному на годы, а то и на десятилетия. Им требовались кандидаты, способные заботиться о других. Но потенциальные астронавты не должны были слишком сильно тосковать по дому или мучиться от безысходной депрессии уже на шестом месяце длительной экспедиции. Согласно скользящей психологической шкале, для подобной работы прекрасно подходят самоуверенные дети, выросшие без братьев и сестер, чьи родители никогда не разводились. Конечно же, социопаты с акульим взглядом не имеют никаких шансов для освоения космоса!

И Пенелопа с отроческих лет проявляла дружелюбие, но сознательно ограничивала личные связи, чтобы не быть привязанной к Земле.

Она оказалась по-настоящему крута. Во всех отношениях – лучшая среди своих соратников. Пенелопу единогласно признавали неформальным лидером при выполнении любого задания.

Да, ей суждено было стать первопроходцем. Она могла своими глазами увидеть бури на Юпитере и оставить следы ступней на запыленных кольцах Сатурна. Ради этого стоило отказаться от близкой дружбы, от любовных привязанностей и даже от верной собаки.

Все шло по плану. До тех пор, пока она впервые не попала в космос.

Она не завоевала главный приз.

Да, Пенелопа выполняла все свои обязанности настолько точно, что ее действия могли служить для новобранцев иллюстрацией наивысшего уровня подготовки астронавта. Она являлась идеальной кандидатурой – причем готовой ко всему. Она стала образцом для подражания.

Но когда космический челнок миновал верхний слой земной атмосферы, в голове у Пенелопы вдруг сделалось пусто – хоть шаром покати.

Среди людей есть чрезвычайно малочисленная группа, отличающаяся тем, что в космическом пространстве у них резко нарушается работа мозга. Некие тончайшие влияния давления и окружающего вакуума на межмолекулярные связи в нейронах перестают привычно функционировать. Никто толком не догадывается, в чем дело. А Пенелопа, как выяснилось, входила в это меньшинство. Удивительно, но каким-то образом ее особенность никак не проявилась во время тестов и медицинских обследований на тренировочной базе.

Конечно, Пенелопа не могла оплошать. Вот она изящно проводит челнок, который вырывается за пределы стратосферы Земли, и впервые видит бескрайнее пространство космоса. Ее сердце начинает биться в восторженном, экстатическом, однако размеренном ритме. Она испытывает такое счастье, какого не знала никогда прежде. А потом… ничего.

Она не понимает, кто она такая. Она не знает, что делать. Нечто, лежащее в основе всей ее психологической организации, удерживает Пенелопу от панической атаки, которая непременно случилась бы с подавляющим большинством людей, если бы те вдруг обнаружили, что управляют треклятым космическим кораблем, а их родная планета осталась далеко за кормой.

Тем не менее Пенелопа за несколько секунд впала в полную растерянность. И она почему-то не могла ничего вспомнить. Изученная вдоль и поперек приборная панель поставила ее в тупик. Пенелопа в ужасе глазела на сокращения и символы, которые испещряли десятки кнопок, загорающихся и гаснущих в хаотическом на первый взгляд порядке. Она смотрела сквозь обзорный купол на сияющую звездную изморось. Та покрывала черный холст космоса и походила на облачка пыли, которые поднимали белки, прыгая по кедрам, что росли во дворе у ее бабушки и дедушки. Ей тогда, кажется, уже исполнилось восемь лет…