Книга Ветер. Ножницы. Бумага - Нелли Мартова

Инга зарядила кофемашину, открыла шкафчик и потянулась за чашкой. Взгляд сам собой упал на любимую папину кружку. Отец ужасно злился, когда мама брала ее, чтобы отмерить муки для теста, а мама всегда говорила, что это самая точная кружка для лучшего теста в мире. Инга вздохнула, захлопнула дверцу, налила себе кофе и вернулась в комнату. Нечего отвлекаться. Она включила компьютер и разложила перед собой документы. Переночует здесь, чтобы не тратить время на дорогу. Впереди целая ночь, к утру план взятия Бастилии будет готов, или она не дочь своих родителей.

* * *

Все, что с нами происходит, уже когда-то было. Значит, Софья уже переступала этот порог однажды. Но, боже мой, как же хочется, чтобы этого дня никогда не было и чтобы никогда смешной лысый человечек, похожий на Шалтая-Болтая, не произносил отвратительных слов:

– Добро пожаловать в наш коллектив!

Софья стояла посреди огромной комнаты, со всех сторон тихо жужжали, стрекотали и шипели, словно гигантские насекомые, непонятные машины. Спасибо, милый папочка, удружил. Конечно, «начальник отдела выпуска документации» звучит потрясающе, просто увлекательно, и Софья была готова справиться с парочкой настольных ксероксов, но таких монстров ей в жизни видеть не приходилось. Кролик, случайно запертый в клетке с волками, и то ощущает больше уверенности в себе.

«Многие люди на твоем месте были бы счастливы», – сказала себе Софья. Но легче не стало. Мир разделился на «до» и «после». Еще вчера она бежала на любимую работу в предвкушении удовольствия, как ребенок – навстречу связке разноцветных воздушных шариков, а сегодня, на новом месте, ей будто всучили заплесневелую корку хлеба, черствую и дурнопахнущую, и еще заставляют съесть.

Она прижимала к себе сумочку, ей стало нестерпимо жарко, но она никак не могла сообразить, куда ей присесть и где повесить куртку. Директор, Шалтай-Болтай (она так и не запомнила его имени-отчества), представил ее коллегам и ушел в свой кабинет, а она осталась стоять посредине комнаты, не зная, с чего начать.

Отец бы сказал, что надо включиться в рабочий процесс, сразу разобраться, что к чему, с ходу выдать парочку распоряжений – в общем, вести себя как положено начальнику. Но она никак не могла совладать с собой, воспоминания прошлой недели настойчиво заслоняли унылую картинку перед глазами, в которую не хотелось верить, как в дурной сон. И дело было даже не в том, что она боялась не справиться с новыми обязанностями.

Софья стояла и смотрела, как из монстра появляется сложный чертеж – пересечение путаных линий, и вспоминала веселую бумагу с нарисованными клоунами, свою любимую. На прошлой неделе она заворачивала в нее коробку с игрушечным автомобилем, а молодой отец требовал самый большой синий бант, потому что «сын так любит», и Софья всем телом чувствовала солнечную волну радости. Она выбирала бант и представляла себе, как хохочет розовощекий карапуз. Потом совсем юный паренек покупал у нее коробку в виде сердечка и открытку. Она хихикала про себя, глядя, как дрожат неловкие пальцы, не могут отыскать в кошельке нужную купюру. Паренек светился чистой, трогательной нежностью, и чудилось, что где-то рядом по-весеннему щебечут птицы. Нет, это не просто гормоны играют, он и вправду влюблен. Паренек покраснел и забормотал, что ему не хватает денег, совсем чуть-чуть. Тогда Софья подмигнула ему и выложила десятку из своего кармана. Это особенный покупатель, она сразу почувствовала. Ей нравилось представлять, как девочка возьмет из дрожащих пальцев, быть может, первый в ее жизни подарок от влюбленного. Чьи-то руки будут гладить ту же самую шершавую картонную поверхность, кто-то вдохнет запах свежей бумаги и улыбнется.

Софья не могла объяснить, почему ей так нравится возиться с разноцветной бумагой, ножницами, ленточками и украшениями. Наверное, это ненормально, но она готова была заниматься этим сутки напролет. В глубине души она верила, что понятное, логическое объяснение этому все же есть, и возможно, оно кроется в мятой, потрепанной фотокарточке, с которой она никогда не расставалась. На фотографии, снятой полароидом, можно было разобрать только две фигуры – маленькую Софью, еще дошкольницу, в белом платье и с бантиками, и взрослого человека, ни лица, ни одежды которого нельзя было различить – слишком нечетко, расплывчато. Остальное и вовсе сливалось в сплошной бурый фон.

Работа с картоном и бумагой и смутные силуэты на старом фото рождали у Софьи удивительно похожие ощущения. Все, что было в ней такого, из-за чего люди иногда крутили пальцами у виска, все, про что она не могла с облегчением сказать: «Со всеми бывает» – отдавалось внутри нее одной и той же нотой – самой родной на свете, той, что спрятана глубоко внутри и не имеет названия.

Иногда, когда Софья заворачивала в праздничную упаковку чужие пожелания, между ней и покупателем рождалось на миг волшебное созвучие, как если бы оба они были струнами и звучали на общей ноте. В это редкое мгновение резонанса все ее существо до самых кончиков пальцев наполняло теплое, звонкое эхо. Она могла бы сказать, что счастлива в эти минуты, но боялась дать название своему состоянию, чтобы не разрушить его тонкую, волшебную ткань. Только звала про себя таких покупателей «особенными».

И что будоражило ее больше всего – фотокарточка откликалась на ее сиюминутное счастье, как живая. Каждый раз Софья доставала фотографию и убеждалась: силуэты стали четче, яснее, проступают новые контуры вокруг двух фигурок в центре. Когда случалось испытать это состояние дважды за день, лицо взрослого рядом с маленькой Софьей начинало приобретать очертания – странные, гротескные, как будто он был уродом или носил маску. Иногда она надеялась, что однажды увидит в нем кого-то родного и близкого, а иногда боялась его узнать. Она часами разглядывала карточку, но приходил следующий день, пустой и скучный, и черты его снова мутнели и расплывались.

Именно ради этого она каждый день бежала на работу в нетерпеливом ожидании – вдруг сегодня это опять случится? Вдруг сегодня это случится не один раз, и она наконец-то разглядит, а может быть, и узнает человека без лица? В отделе упаковки подарков у нее была не только любимая работа – там она могла бы разгадать тайну фотографии. А здесь, в этом офисе?

Софья огляделась по сторонам. Все делали вид, что ужасно заняты, уткнулись в мониторы, перебирали документы или подкладывали еду-бумагу печатающим монстрам. Но Софья чувствовала интерес к себе каждой клеточкой тела, острые взгляды впивались в спину, кажется, они желали просветить ее насквозь, как рентгеновским аппаратом. Нет, она здесь не кролик, скорее пингвин в стае любопытных обезьян. Еще и веснушчатый пингвин, ко всему прочему!

Ей невыносимо захотелось спрятаться, забиться в какой-нибудь угол. Наверное, ей тут полагается собственный кабинет? У кого бы спросить? За компьютером возле окна сидела крашеная блондинка в стильном деловом костюме. Чуть грубоватые черты лица сглаживал удачный макияж. Пальцы с длинными красными ногтями стучали по клавишам, отбивали вялый ритм, неестественный румянец на щеках напоминал безвкусные глянцевые яблоки в супермаркете. Было в ней что-то неприятное, словно внутри у нее пряталась склизкая гусеница. Не акула, а, скорее, барракуда – из тех, что тихо поджидает в засаде, а потом как выскочит, и хвать за ногу.