Книга НЛО из Грачевки - Михаил Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он посмотрел на свои джинсы. На левой штанине висел здоровенный клок.
«Где умудрился только? – подумал Тихон. – Видно, когда через кусты продирался».
Некоторое время они молчали, потом Тихон заправил выбившуюся рубаху под пояс и решительно сказал:
– Пошли!
– Куда? – напугался Павел, выдав себя. Он очень боялся, что Тихон не решится больше вернуться к странному аппарату.
– Не домой же… Вилы. Понимаешь, вилы мы забыли, – сказал Тихон и зашагал к лесу, скользя по размокшей тропе.
Обойдя купол стороной, они побрели по густой траве и вскоре нашли вилы там, где им и следовало лежать. Можно было возвращаться, но ноги сами собой подвели ребят к загадочному аппарату.
Павел осторожно обошел купол и остановился, глядя на сияющий за прозрачной завесой бело-голубой шар. В неярком свете, исходившем от «глобуса», было видно, как от мокрой рубахи Тихона поднимался пар. Вспыхнула молния, озарив низкие облака, заливая голубым сиянием лес. В навалившейся черноте ночи заворчал гром. Утихший было дождь с новой силой обрушился на землю.
– Воду не пропускает! – крикнул Пашка и показал на струи воды, стекавшие по куполу.
Тихон, не выпуская вил, подошел поближе и осторожно погрузил руку в купол. Призрачно поблескивавшей под куполом руке было тепло. Ни слова не говоря, он засунул под купол голову. Пашка последовал примеру. Некоторое время они стояли так, прислушивались. Но под куполом стояла удивительная тишина, нарушаемая только Пашкиным пыхтением.
– Ну что? Лезем, что ли? – спросил он и, не дожидаясь ответа, забрался под купол.
Тихон потоптался на месте, оглядываясь по сторонам, потом ухватил вилы, словно копье, и забросил в кусты.
– Нет, ты понял? – спросил его Пашка. В голосе его слышалось торжество. Потянув Тихона за рубаху, он снова повторил вопрос: – Понял, что ты сухой?
Тихон с удивлением оглядел себя и убедился, что приятель не ошибся. В кедах, где только что хлюпала вода, также было совершенно сухо.
Пашка, высунув руку за купол, набрал полную пригоршню воды. Втянув ладонь, счастливо засмеялся:
– Не пускает!
Внимание Павла переключилось на пульт. Подсев к нему, он по-хозяйски осмотрел все, что на нем находилось, пересчитал клавиши.
– Девять штук, – сообщил он. – Две у глобуса, шесть посередке и еще одна.
Тихон встал во весь рост, и голова его высунулась из-под купола. Влажный ветер ударил в лицо, заставив на мгновение закрыть глаза, и унесся в лес, запутавшись там в соснах.
Тихон запрокинул голову так, что захрустели кости, и, счастливо улыбаясь, опустился на колени.
– Купол – полтора метра высотой, – сообщил он, – а диаметр основания этого…
Любитель бессистемности возился с глобусом.
– Хм… вращается… Только что не вращался, а тут вращаться начал. Как они его подвесили? – недоумевал он, оглядывая глобус, который, ни на чем не держась, сохранял фиксированное положение в пространстве.
– Кто это «они»? – спросил Тихон с легким оттенком раздражения. Ему не нравилась всегдашняя Пашкина манера начинать со сладкого.
– Кто тарелку сделал, – рассеянно отвечал Пашка, пропуская глобус сквозь сцепленные в кольцо руки. Все его техническое мышление, воспитанное повседневностью и ею же проверенное, наотрез отказывалось понять способ подвески бело-голубого шара. Сопя, он уцепился за глобус и попытался сдвинуть его с места. Тихон не выдержал:
– Да что эт-то за привычка такая, все крутить!? – взревев, он хлопнул себя по коленям и вскочил… но тут же присел, схватившись руками за голову.
Пашка испуганно поднял руку. Она уперлась в жесткую невидимую преграду. Напрасно ребята лихорадочно ощупывали купол. Выхода не было.
– Я все понял, – сказал Павел. – Это ловушка для дураков.
Тихон, осознав всю безрезультатность поисков хоть какой-то лазейки в броне купола, молчал.
Далекая вспышка молнии выхватила из темноты Пашкино лицо с круглыми совиными глазами.
– Это марсиане подсунули тарелку, – продолжал он. – Сейчас повылазят из кустов: «Кто-то, кто-то нам попался в этот раз?»
– Угу… А ты им: «Это я – Пашка Русаков».
Пашка засмеялся:
– Ерунда получается… Как-то же отсюда можно выйти…
И прежде, чем Тихон успел помешать, Павел нажал первую попавшуюся клавишу.
…Лес прыгнул навстречу, завалился набок. Кто-то свирепый и сильный навалился на голову и плечи Тихону, стараясь скрутить его в кольцо…
Пашка постанывал и гладил ногу повыше колена, виновато глядя на подымавшегося Тихона. Тот покрутил головой, потрогал шею, кашлянул, проверяя голос, и, наконец, счел возможным говорить.
– Ты вот что, марсианин… Ты, это…
Тихон опять осторожно покрутил головой:
– А то…
Пашка виновато поежился.
– Где лес? – Тихон постучал по куполу. – Это что? Где это мы?
Вокруг не было видно ничего, кроме ровного серебристого сияния.
– У тебя что, язык отсох?
– А я откуда знаю? – огрызнулся Павел. – Я нажал только, а оно давай голову откручивать. И ногу вон…
Пашка с преувеличенным страданием глянул на свое колено.
– Тебе бы еще руки открутить! – кипятился Тихон. – Ну, что ты лезешь, куда не просят?! Какую нажимал?
Пашка посмотрел на пульт.
– Вон ту, вроде…
– Вон ту, вон ту… – Тихон не решался притронуться к клавиатуре.
Внезапно еще больше посветлело, и через какое-то мгновение ребятам открылась картина ошеломляющей красоты: яркая луна висела в черном небе, усеянном звездами, а вокруг!.. А вокруг и внизу громоздились без конца и края снежные горы облаков, залитые лунным сиянием!
Павел от неожиданности со всхлипом втянул воздух и вцепился в непрозрачную панель пульта. У Тихона обмерло все внутри и закружилась голова.
Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Вокруг снова стояло серебристое сияние.
– Вот это да! – заорал Пашка. – Я же говорил! Говорил! Тарелка это! Забыли марсиане или бросили, может.
– Ты не так говорил, – поправил его Тихон. – Ты говорил: «Подсунули».
Павел пропустил замечание мимо ушей. Все его существо наполнилось неописуемой радостью. Казалось, еще немного и он начнет светиться от этой неистовой радости, переполнявшей его.
– Ну, конечно! – продолжал кричать он. – Глобус у них заместо карты! А это, значит, чтобы управлять ей!
– Чего ты кричишь? – отрезвляюще спокойно спросил его Тихон. – Ты что, с марсианами договорился? Тарелка эта твоя теперь? Ты, может, и выйти из нее можешь?