Книга Тени возвращаются - Линн Флевеллинг

Дальняя дверь вела в спальню, где стояла широкая кровать под шатром, а груды одежды занимали большую часть оставшегося места. В обеих комнатах ещё царили порядок и чистота.

"Ну, хоть на какое-то время", — с сожалением подумал Алек.

Пропали все книги и свитки, так тщательно хранимые Серегилом, пыльные стопки карт, которые он собрал за эти годы и хранил под кроватью. Все пропало. Новые рабочие столы были оборудованы инструментами, но не хватало груды старых замков, кусков метала, мотков веревки, оружия и деревяшек. Хотя Серегил часто советовал Алеку не захламляться вещами, сам он был как сорока — не мог не тащить к себе все полезное и блестящее.

Несмотря на все перемены, они оба были рады, что у них, наконец, появилось место, куда можно сбежать, когда игра в развратных аристократов с виллы на Улице Колеса начинала им надоедать.

Они смыли грязь этой ночи со своих тел и лиц дождевой водой, что стекала в бочку на крыше, выпили чаю, облачившись в легкие летние плащи, замшевые бриджи и начищенные ботинки. Серегил подошел к маленькой шкатулке на каминной полке и вынул тяжелое золотое кольцо. Рубин в кольце был выполнен в виде профиля Клиа. Она подарила его Серегилу в Ауренене в благодарность за его помощь. Серегил часто надевал это кольцо, из гордости, конечно, и как напоминание об отсутствующем друге — а также, как подозревал Алек, чтобы позлить Форию с ее прихвостнями.

Никому не нужные изгнанники, они провели весь прошлый год в пышных салонах аристократов, из тех, что не брезговали общением с ними, зарабатывая на мелких интрижках, подобных сегодняшнему ночному приключению — часто для одних и тех же людей. Серегил становился все более беспокойным и опять куда-то исчезал по ночам в одиночку, как в старые добрые времена, когда они еще не были любовниками.

Алек боролся с искушением проследить за ним. Серегил редко отлучался надолго и обычно возвращался в приподнятом настроении и готовый заплатить за своё отсутствие. Скупой на слова, если надо было объясняться, что именно его тревожит, он был более красноречив, когда доходило до языка тела. Это был язык, так легко освоенный Алеком.

Вот и сейчас он, кажется, заговорил на этом языке, раззадоривая Алека, заплетавшего волосы в аккуратную косичку: Серегил поймал его за запястье и притянул к себе. Обняв за талию, он укусил его в шею и тихонько засмеялся.

— Прости, я вел себя как мерзавец. Тебе действительно всё ещё по нраву подобные делишки, не требующие мозгов?

— Да. То есть я хочу сказать, что это, конечно, нельзя считать настоящим приключением, но по крайней мере мы не сидели без дела.

Серегил взял левую руку Алека, проведя большим пальцем по круглому шраму на его ладони. Это было напоминанием об их первом совместном деле, когда оба чуть не погибли. У Серегила такой же шрам был на груди — чуть выше сердца.

— Может в этом и проблема, тали. Слишком много риска по пустякам.

Алек погладил гладкую безволосую щеку возлюбленного.

— Здесь все уже не так как прежде, да? Я надеялся, что если мы снова займёмся делом, станет легче.

Серегил ответил ему улыбкой.

— Я тоже так думал, но это не помогло.

Когда Алек впервые оказался тут, Серегила оставался Котом из Римини, самым загадочным и самым бесстрашным вором-наёмником в городе. После смерти Нисандера они покинули город, и был пущен слух, что Кот умер. Не было никакой возможности его воскресить, не дав пищи для кривотолков. Серегил был известен в определенных кругах как человек, имеющий выход на вора, будь в нём нужда, и ему удалось распространить также слух, что появился новый наблюдатель, но дел для них в последнее время становилось все меньше.

Алек обхватил Серегила руками и уткнулся лбом в лоб своего возлюбленного. Ему пришлось наклониться, совсем чуть-чуть. Алек теперь стал повыше Серегила, кожа его щек была слишком бледной; оба признака говорили о примеси человеческой крови, так же как и его золотистые волосы.

— Когда мы убегали от собак, я не мог ни о чём думать, кроме того, что будет, если нас поймают, — проворчал Серегил, — Представь — Благородный Серегил и благородный Алек брошены в Красную Башню за кражу со взломом! Никто же не знает, кто мы и каковы наши заслуги перед Скалой. Позор и бесчестие — ради чего? Ради того, чтобы некая титулованная вертихвостка, задравшая юбку в Ночь Траура, смогла удачно выскочить замуж? Из-за этого я рискую тебя потерять?

— И это то, почему ты отклонил так много поручений?

— Ты всё знал?

— Конечно, я знал. Значит, тебе страшно? После всего что было?

— Это не страх, — Серегил раздраженно дернул Алека за косичку, — просто это не имеет смысла — Серегил резко поднявшись, кинулся ничком на кровать, — Зачем мы вернулись? Чтобы стать мальчиками на побегушках у скучающей знати? Жаль, что мы не остались в горах, охотясь на волков и валяясь на травке.

Алек опустился с ним рядом, обреченно вздохнув. Серегил всегда становился невыносимым, когда начинал маяться от скуки.

— Может Магиана…

— Она никогда не нуждалась в нашей помощи. Она — ученый, а не наблюдатель. Если бы Фория проглотила свою гордость и вернула бы Клиа и Теро из Гедре, может быть все сложилось бы по-другому. — Он вынул брошь и посмотрел на нее с отвращением, — Хорошо хоть в таких вот делишках нет недостатка.

Глава 2. Многовато, и всё же Недостаточно

ФОРИЯ СО СВОИМ ВОЙСКОМ вернулась в Римини в конце месяца ризин и до города добиралась верхом по дороге Гавани, сопровождаемая холодным осенним дождем и остатками осыпающихся красных с золотом листьев. Официальная Встреча должна была состояться лишь на следующий день, но сам её въезд в город был обставлен с такими церемониями и пышностью, словно праздновали окончание войны, а не короткое сезонное перемирие, вынужденное — из-за невозможности продолжения военных действий.

Достижение полного мира все ещё оставалось чем-то призрачным, но Фория, тем не менее, издала приказ, устанавливающий ещё один праздник в календаре — День Возвращения Героев. Суть его была в праздновании уже одержанных побед — конечно, безо всякого упоминания о поражениях — и почитании памяти павших. То же самое она уже сделала в прошлом году, когда надежды ещё были весьма радужными.

Намокшие под дождём знамёна и позолоченные щиты, развешанные по улицам, в этом году выглядели более жалкими, подумалось Алеку, когда он и Серегил стояли в толпе народа возле стены Морского Рынка, отлично защищавшей от ледяного и промозглого бриза. Отсюда им была хорошо видна королева, когда она проезжала — блистательная, несмотря на пасмурный день, в своих украшенных золотом шлеме и нагруднике, с огромным Мечом Герилейн, который она держала навытяжку перед собой. Этот древний клинок был самым могущественным символом ее власти — как правителя и как верховного главнокомандующего государства — гораздо более чем даже королевская корона. Когда Алек впервые увидел мать Фории, на Идрилейн были эти самые доспехи, и этот меч тоже принадлежал ей.