Книга Убить двух птиц и отрубиться - Кинки Фридман

— Послушайте, ребята, — сказал я наконец, — почему бы вам не сказать, что случилось? Кто такая эта Клайд? Что вы нашли в моем сейфе?

— Мы-то ничего не нашли, — ответил Шелби. — Зато банк кое-что нашел. И уж это точно было не бабушкино серебро. Сначала им, конечно, пришлось получить ордер из суда. Затем взломать сейф. Клиентом этого банка ты больше никогда не будешь, но, тем не менее, я думаю, что они до тебя еще доберутся. Они могли бы возбудить против тебя дело, но поскольку эта сучка уже проделывала такой же фокус в других банках с такими же лохами, как ты, то они скорее всего отпустят тебя гулять. Кстати, по той же причине мы не будем брать тебя за шиворот по обвинению в противозаконной деятельности. А может, и в преступлении. Можно было бы и в двух преступлениях, если за это взяться как следует…

— Другими словами, — сказал Рот, который, видимо, заметил, что я сижу в полном отупении, — из тебя сделали осла, мистер Сноу. Но ты не бери в голову. Каждую минуту в мире рождается очередной придурок, а в Нью-Йорке еще и регулярно случаются демографические взрывы. Бабы вроде этой Клайд едят таких, как ты, каждое утро на завтрак. А к обеду они уже снова голодные. К счастью, лохов кругом полно, и я не думаю, что она решит снова тобой заняться. Но если она позвонит, ты уж дай нам знать, о’кей?

— О’кей, — сказали.

Копы поднялись и направились к выходу, а я почувствовал себя именно таким идиотом, каким они меня выставили. Даже китайская водяная пытка не заставила бы меня ответить на вопрос, каким же образом Клайд обвела меня вокруг пальца? Я понимал, кто я такой — я лох. Но я не понимал, как и почему я стал лохом. В таких ситуациях даже лохи приходят в ярость.

— Да погодите вы! — заорал я им. — Вы что, так и уйдете, не сказав мне, что там банк нашел в моей ячейке? Что? Наркотики? Краденые деньги?

— Хуже, — ответил Рот. — Дохлую, вонючую рыбу.

Несколько часов спустя, уже после полуночи, я лежал в кровати и в полудреме представлял себе сцену из романа. В этой сцене два детектива допрашивали мужчину в полуподвальной квартире. Они были грубы и настойчивы. Мужчина не имел ни малейшего понятия о том, чего им от него надо. На мужчину стали падать стены, и в этот момент зазвонил телефон.

Сцена спряталась куда-то в глубину моей головы, но телефон продолжал звонить. Будильник показывал 0:55. Я вскочил, подошел к письменному столу и взял трубку.

— Привет, солнышко!

— Клайд?

— Она самая, единственная и неповторимая. Извини, что не звонила. Не хочешь завтра пообедать со мной в «Синей мельнице»? У меня завтра день рождения.

— Поздравляю, Клайд!

— Спасибо, зайка.

— Клайд, зачем ты это сделала?

— Что сделала?

— Зачем ты засунула дохлую рыбу в мою банковскую ячейку?

В трубке наступила тишина. На самом деле это была не полная тишина, потому что я слышал уличный шум вокруг нее, и в моем воображении она рисовалась прекрасной странницей в телефонной будке, окруженной машинами, смехом, уличными ораторами, огнями и автомобильными сиренами. Она сама — соблазнительнейшая сирена. Из нее бы вышла отличная героиня для романа, вдруг подумал я. Нет, я не стану сообщать полиции, что она звонила.

— Ладно. Я тебе скажу, если ты только обещаешь не сходить с ума. Хорошо, солнышко?

— Хорошо, обещаю.

— Я сделала это просто ради рыбы.

Она повесила трубку, а я вернулся в постель и заснул с улыбкой — кажется, впервые за тысячу лет.

III

— Что же вы за человек, мистер белый-белый Снег?[1] — сказала она, снова в рифму и откинулась на спинку дивана.

Мы сидели в «Синей мельнице» на Бэрроу-стрит, и для обеденного времени тут было на редкость мало народа. Все условия для празднования дня рождения в интимной обстановке.

— Ты отлично выглядишь, Клайд, — сказал я. — Но только ты совсем не похожа на ту девушку, которую я встретил в банке.

— Конечно не похожа, зайка. Во-первых, я потеряла парик, во-вторых — очки от Холли Голайтли, а в-третьих — мушку. Ты помнишь мушку у меня на щеке?

— Помню, еще бы. Я думаю, камеры видеонаблюдения в банке тоже ее помнят.

— Ага, значит, ты понимаешь, в чем дело. Девушке приходится быть осторожной в наше время…

— Я ничего не скажу копам, — заверил я ее. — Можешь на меня положиться.

— Полагаюсь, солнышко.

Трудно поверить, насколько быстро я привык к новой Клайд. Впрочем, возможно, это была совсем не новая Клайд. Во всяком случае, в глазах у нее было все то же: животное возбуждение и детское озорство. Если бы я тогда воспринимал все лучше, я бы сказал, что ее глаза пытаются завлечь меня в свой мир. И почему-то она теперь казалась миниатюрнее и женственнее. Короткая стрижка: светлые волосы с розовыми прядями на панковский манер. Все та же загадочная — соблазнительная и насмешливая — улыбка. Всего этого было достаточно, чтобы мне захотелось последовать куда угодно за ее фантастической задницей. Я не раздумывая кинулся бы за Клайд в самую гущу битвы, как французы за Жанной д’Арк. Всего этого было почти достаточно, чтобы я снова захотел писать.

— А с рыбкой получилась удачно, как тебе кажется? — спросила она. — Ты ведь знал, что это не бабушкино серебро, а?

— Ну… типа того, — сказал я. — Наверное, я был просто зачарован твоей мушкой. Мне ее как-то не хватает.

— Ты не волнуйся. Я могу ее нацепить обратно в любой момент. Но где же Фокс? Он обещал испечь и подарить мне торт.

— Твой приятель Фокс умеет делать торты?

— Талантливый человек талантлив во всем, — сказала Клайд. — Слушай, пока мы тут ждем, может, нам выпить по маленькой после обеда, а?

— Отлично. Что ты хочешь?

— Текилу. Или лучше так: трес текилас.

— Трес текилас?

— Именно так, солнышко. Гарантированно избавляет от всех заморочек на время проведения дня рождения.

Три порции текилы в полдень — это не совсем то, что обычно прописывают участникам собраний анонимных алкоголиков. Если в такого участника влить три текилы, то он может наделать больших дел. Например, подсунуть дохлую рыбу в банковское хранилище. Я подозвал официанта и сделал заказ. Заказ состоял из шести текил: я решил, что Клайд не должна пить одна в свой день рождения. Когда официант ушел, я почувствовал на себе изучающий взгляд Клайд. Это было удивительно приятное чувство.

— Можно задать тебе грубый вопрос, — сказала она. — А чем ты занимаешься? Я имею в виду — в то время, когда ты не выступаешь в роли сэра Ланселота. То есть не спешишь на помощь опасным мошенницам, принимая их за дамочек, попавших в затруднительное положение.