Книга Разрыв во времени - Дженет Уинтерсон

Когда я вернулся домой, сын смотрел новости по телевизору. Уточнения по поводу вчерашней бури. Представители властей говорят, что всегда говорят в таких случаях. А потом – объявление. Просьба ко всем, кто был свидетелем происшествия, обратиться туда-то и туда-то. Мертвый мужчина. Антоний Гонсалес, гражданин Мексики. При нем найден паспорт. Ограбление. Убийство. Ничего необычного для этого города, не считая погоды.

Но кое-что необычное все-таки было.

Он бросил ребенка.

– Откуда ты знаешь, что это он, папа?

– Я знаю, что знаю.

– Надо пойти в полицию.

Как я вырастил сына, который доверяет полиции? Мой сын всем доверяет. Я за него беспокоюсь. Я качаю головой. Он показывает на малышку.

– Если ты не пойдешь в полицию, что мы будем с ней делать?

– Оставим у нас.

Сын глядит на меня, ошарашенный. Нельзя просто взять и оставить себе новорожденного ребенка, чужого ребенка. Это незаконно. Но меня не волнуют вопросы законности. Помощь беспомощным. Разве я не могу ей помочь?

Я покормил ее и поменял ей подгузник. Я купил все, что нужно, по дороге домой. Если бы жена была жива, она бы сделала то же, что делаю я. Мы бы сделали это вместе.

Как будто мне дали жизнь взамен той, что я отобрал.

Как будто это мое прощение.

Вместе с ребенком лежал портфель-дипломат, словно малышку заранее готовили к карьере в бизнесе. Портфель закрыт на кодовый замок. Я говорю сыну, что если мы сможем найти родителей девочки, то мы их найдем. Мы открываем портфель.

Кло напоминает плохого актера в низкобюджетном телесериале. Челюсть отвисла. Глаза, как блюдца.

– Святые угодники, – говорит Кло. – Они настоящие?

Свеженькие, хрустящие банкноты в толстых пачках, как реквизит в фильме про гангстеров. Пятьдесят пачек. Десять тысяч долларов в каждой.

Под пачками денег лежит мешочек из мягкого бархата. Бриллиантовое ожерелье. Бриллианты – не мелкая крошка. Крупные камни, щедрые, как женское сердце. В глубине переливается чистое время. Словно смотришь в хрустальный шар.

Под бриллиантами – нотный лист. Ноты расписаны от руки. Песня называется «ПЕРДИТА».

Значит, ее так зовут. Утрата. Потерянная малышка.

– Ты теперь на всю жизнь обеспечен, – говорит Кло. – Если не загремишь в тюрьму.

– Она наша, Кло. Теперь она твоя сестра. А я – ее папа.

– Как ты распорядишься деньгами?

Мы переехали в дальний пригород, где нас никто не знал. Я продал квартиру и на вырученные деньги, присовокупив к ним наличные из портфеля, купил бар «Овчарня». Заведение принадлежало мафии, им надо было по-быстрому прикрыть лавочку, так что они не возражали против наличных. Вопросов нет. По рукам. Бриллианты я положил в банковский сейф на ее имя. До ее восемнадцатилетия.

Я играл песню и научил этой песне малышку. Она запела еще до того, как научилась говорить.

Я учусь быть ей отцом и матерью. Она спрашивает про свою настоящую маму, и я отвечаю, что нам ничего не известно. Я всегда говорил ей правду. По крайней мере, часть правды. Она белая, мы с сыном черные. Она знает, что я ей приемный отец.

Истории надо с чего-то начаться.

Паук в чаше

Жил-был человек, и жил он в аэропорту.

Лео и его сын Мило смотрели в огромное, во всю стену, окно в лондонском офисе Лео. Из окна виден пригородный аэропорт и эстуарий Темзы. Мило нравилось наблюдать за взлетающими самолетами. Ему было девять, и он знал на память расписание всех вылетов и прилетов. На стене кабинета висела огромная карта маршрутов, которые обслуживал аэропорт – красные линии, словно артерии на схеме кровообращения мира.

– Он находится в розыске, этот человек? – спросил Лео.

– Никто его не разыскивает, никому он не нужен, – ответил Мило. – Он сбежал от всех и стал сам по себе. Вот почему он живет в аэропорту.

Лео объяснил, что имел в виду, не разыскивает ли того человека полиция.

Мило задумался. В школе им задали написать сочинение. Учитель просил, чтобы они постарались придумать такую начальную строку, которая содержала бы в себе всю историю. Как в сказках, которые начинаются с «Было у короля три сына» или «Жил-был тролль, влюбленный в принцессу».

– Он не убийца, этот человек, который живет в аэропорту, – сказал Мило. – Но у него нет дома.

– Почему? – спросил Лео.

– Потому что он бедный, – ответил Мило.

– Может быть, ему стоило больше работать, – сказал Лео, – и тогда он сумел бы купить билет на самолет. Смотри… «Британские авиалинии». Рейс в Нью-Йорк с пересадкой в Шанноне.

Они наблюдали, как самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы, словно гигантская невероятная птица.

– На самом деле динозавры не вымерли, – сказал Лео, – они просто спрятались и дождались, когда можно будет вернуться в облике самолетов.

Мило улыбнулся. Лео взъерошил ему волосы. С сыном Лео был нежен и мягок.

– Когда мы умрем, мы тоже где-нибудь спрячемся, а потом вернемся уже в другом облике? – спросил Мило.

– Твоя мама считает, что да. Потому что она буддистка. Поговори с ней об этом.

– А ты как считаешь? – спросил Мило. – Смотри! «СитиФлаер», парижский рейс.

– Я никогда не задумывался об этом, – сказал Лео. – Послушай совета, малыш: не стоит задумываться о том, о чем тебе думать не надо.

Лео уволили из банка, когда Мило было четыре года. Две тысячи восьмой. Год, когда грянул мировой финансовый кризис, чему содействовал и сам Лео, накапливая «безрассудные потери», как это назвал генеральный директор. Лео считал это несправедливым. Все, что он делал с деньгами, было рискованно и безрассудно, но никто не пытался его уволить за безрассудную прибыль.

Когда он вышел из банка в последний раз, в элегантном костюме от «Хьюго Босс» и туфлях «Джон Лобб», какие-то юные демонстранты, противники капитализма, принялись бросать в него яйца. Он на мгновение застыл, глядя на сырую яичницу у себя на пиджаке. Потом сбросил пиджак, схватил двух мальчишек и швырнул их на землю. Третьего Лео впечатал в стену и сломал ему нос.

Кто-то из оставшихся демонстрантов записал все на видео, и на следующий день Лео арестовали. Генеральный директор банка, бывший начальник Лео, узнал его в записи.

Лео признали виновным в простом нападении без отягчающих обстоятельств, но адвокат отмазал его от тюрьмы на основании частичной вменяемости (человека уволили с работы) и достаточной провокации (яйца). В любом случае пострадавшие были безработными смутьянами. Похоже, никто не заметил, что Лео тоже безработный.

Больше всего его возмущала несправедливость происходящего, когда он выплачивал штраф и покрывал судебные издержки. Не Лео придумал капитализм – его работа заключалась в том, чтобы делать деньги внутри системы, существующей для того, чтобы делать деньги. И терять деньги тоже; по сути, кризис был игрой в музыкальные стулья – пока играет музыка, никого не волнует, что на всех стульев не хватит. Кому охота сидеть, когда можно плясать? Было дело, он терял суммы, сравнимые с ВВП маленького государства, но всегда возвращал все обратно и даже с лихвой. Когда музыка останавливалась, он – временно – приставлял к своим стульям кредитное плечо.