Книга Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руперт слушал – схватившее за горло бешенство лишало возможности возражать, лейтенант мог разве что садануть дверью и выскочить в коридор, где стенала одинокая Гудрун. Он так и сделал бы, если б не родился Фельсенбургом, а Фельсенбурги отступают исключительно под барабанный бой и развернув знамена. Мысль Олафа была понятна и страшна, осмысленных возражений прямо сейчас не находилось, и при этом с каждым словом Ледяного в лейтенантской душе крепла уверенность: все не так! Не для того истекал кровью Лёффер и плясало солнце, чтобы жители Ротфогеля валились на колени перед лжерегентом. И Бермессер с гаденышем Троттеном получили свое. Трусам, клеветникам и подхалимам место в петле, а Создатель – что ж, пусть судит по-своему, по-вечному… Потом.
– Ты не согласен, – резко бросил Кальдмеер, – я вижу. И ты умеешь увлекать за собой и добиваться своего. Страшно подумать, скольких ты отправишь в Закат, защищая то, что считаешь истиной.
– Простите. Я не умею защищать то, что считаю ложью. Разрешите идти?
– Ты любишь решать сам, так решай.
В повисшей тишине можно было утонуть, как в трясине. Кальдмеер, видимо сказав все, замолчал, и теперь говорил накрывший Хексберг еще с ночи дождь. Капли настырно барабанили по подоконнику, напоминая, что лету скоро конец. Самое время болтать о безнадежном, болтать – не слушать.
Чтобы успокоиться, Руппи перечислил про себя все кости черепа и принялся подбирать слова, с которыми можно уйти, не оскорбив ни Зеппа, ни себя, ни адмирала цур зее, такого, каким тот был, когда флот втягивался в хексбергскую бухту. Прежнего Олафа наследник Фельсенбургов любил, нынешнего предпочел бы не знать. Становящееся безнадежным до глупости молчание прикончил Вальдес.
– Я не понимаю, – удивился он прямо с порога. – Ваши люди в моем доме поминают вашего же кесаря, а вы что делаете?
– Вы давно узнали? – Олаф отодвинул книгу, проповедовать Бешеному он не собирался.
– Немногим раньше вас. Милейшие контрабандисты делятся новостями не только со «своими». Ваш Готфрид уподобился нашему Фердинанду, бывает… Касеру сейчас принесут.
– Это излишне.
– Господин адмирал цур зее, – заверил Бешеный, подсаживаясь к столу, – я глубоко уважаю вашу контузию, но только не в данном случае. Монархов следует поминать. Тот, кто этого не делает, рискует в один премерзкий день проснуться в республике, и хорошо, если не дуксом. Дуксия Дриксен… Звучит омерзительно, а то, что звучит омерзительно, таковым и является, так что лучше до этого не доводить. Руперт, ты согласен?
– Да. Но «его высочество Фридрих, регент кесарии Дриксен» звучит не менее гадко.
– Пожалуй. Тогда святая обязанность его высочества догнать адмирала цур зее Бермессера, но когда это Фридрих исполнял святые обязанности успешно? Придется помогать…
– Мя-а-а-а!!!
Влетевший впереди ординарца с подносом пушистый шар заметался, как всегда, когда дорывался еще и до Вальдеса. Бывшая стражница Адрианклостер с первого взгляда воспылала к Бешеному греховной страстью, второй по счету, и теперь разрывалась между Дриксен и Талигом. Альмиранте ухватил Гудрун за шкирку и водрузил на здоровенный серый том.
– Покайся, тварь закатная, – велел он. – Или поспи. Пепе, ставь сюда и скажи внизу, что мы скоро будем.
– Без меня. – Олаф все-таки взял серебряную стопку. – Не думал, что вы это держите.
– Я не позволю себе поминать вашего кесаря кэналлийским, это гаунасская можжевеловая. Скрипун новостями не торгует, он дает их в придачу, в том числе и к касере. Господин адмирал цур зее, господин лейтенант…
Можжевеловая напомнила о многом, и больше всего – о «Ноордкроне». Кесарь Готфрид, Западный флот, обожаемый начальник, ясная цель, друг Зепп… Это было, этого больше не будет, но корабли еще вернутся в Метхенберг, и один из них получит имя «Ноордкроне».
– Господа, – Олаф поставил стопку на поднос, – примите мои извинения. Я хочу остаться один.
– Зря, – поморщился Вальдес. – Вам кажется, что вы молитесь, однако на самом деле вы спиваетесь, если уже не спились. Без вина и касеры, что самое печальное. Фельсенбург, нас ждут.
Их в самом деле ждали. Сперва прихваченные Вальдесом на «Утенке» гости и вставший по такому случаю Лёффер, потом… Потом земляки остались внизу у огня, а они с Вальдесом под затихающую «Найереллу» забрались на крышу. Назло дождю, ветру и лезущей в душу осени.
– Сквозь шторм и снег! – закричал Руппи, и в ответ что-то хрустально зазвенело, метнулись и опали знакомые крылья, а небо расцвело звездочками, будто гусиным луком.
– Ты… – выдохнул Руппи. – Ты вернулась?
– Это ты вернулся, – поправил Вальдес. – Поступай так и впредь. Возвращайся, чтобы уйти. Уходи, чтобы вернуться…
Утром Фельсенбург мог вспомнить немногое, но в том, что они с Бешеным собрались за Бирюзовые земли, лейтенант не сомневался.
Кагета. Гурпо
Сагранна. Яги
Кагета. Шаримло
400 год К. С. 9–14-й дни Летних Молний
Капрас глядел на сияющую Гирени и пытался осознать – у него будет ребенок, которого надо куда-то девать. Новость пришлась, мягко говоря, не ко времени, но глупышка была в полном восторге. Это трогало, только лучше бы девчонка пила какую-нибудь травку…
– Он будэт старший? – допытывалась Гирени. – Илы у нэго далэко есть браты? Много братов?
Маршал задумчиво почесал укушенную кем-то летучим руку. Того, что у него имеется потомство, Карло не исключал, причем старшим могло быть побольше лет, чем Гирени. Другое дело, что дамы и девки, с которыми он спал, ничего подобного не говорили.
– Твой – старший, – решительно объявил гайифец.
Гирени захлопала в ладоши и тут же свела не знавшие щипцов бровки.
– Пачэму? – спросила она. – Ты здоровый, ты красивый, ты старый. У тэба должно быть много детков.
– Так получилось, – коротко объяснил Карло и страшно обрадовался заскребшейся в дверь прислужнице. – Меня зовут. Береги себя.
– Зачэм «береги»? – Гирени ухватила руку маршала, поцеловала и положила себе на пока что никакой животишко. – Ты должен показывать детку, что я – твоя и ты главнее, тогда детка не заберет мою красоту. Я не хочу ставать страшной и тебя пугать.
– Мне и без тебя есть чего бояться.
– Ты храбрый.
– Я храбрый, старый и здоровый. Береги себя и детку.
Карло чмокнул малышку в нос и отправился служить империи.
– Прибыл гонец из Паоны, – доложил поджидавший на пороге запретных комнат адъютант. – Красная печать.
Красное – это срочнее срочного. Вот так, господа… Сперва месяц молчим, потом ляпаем красные блямбы, загоняем коней и вытаскиваем «посредственных военачальников» из женских постелей.