Книга Степные волки - Василий Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обсудить проблему решили завтра, а пока надо выспаться.
Упав на жёсткие нары, я закрыл глаза и попытался заснуть. Однако сна не было, потому что в голову лезли воспоминания о прежней жизни.
Сколько мне было, когда нас привезли сюда? Лет пять, именно так записано в приютской метрике. Так что воспоминаний немного. Но я попытался сосредоточиться, прорваться сквозь застилающий память вязкий туман, и вновь ничего не получалось. Непробиваемая муть, серая и холодная. Но я сделал ещё одно усилие, и появились разрозненные куски, обрывки и клочья видений.
Вот отец в пластинчатом доспехе, настолько хорошем и дорогом, что равного ему я даже у стражников герцога не видел. Он ранен в левую руку, но в его правой грозно блестит обоюдоострый меч. Вижу его со спины, и он кричит кому-то: «Булан, спаси детей! Сбереги их! Надеюсь на тебя, друже!» Всё! Больше ничего. И только ощущение рук, крепких, сильных и надёжных. Эти руки держали меня, малыша, а мне было так радостно на душе, что хотелось смеяться. А ещё – чтобы это никогда не кончалось.
Я открыл глаза. В бараке темно, и только такие же мальчишки, мои собратья по несчастью, посапывают вокруг.
Вновь я опустил веки и попытался вспомнить мать. Но и в этом случае всплыло только одно воспоминание. Взгляд, добрый и в то же время серьёзный, полный какой-то непонятной мне решимости. Напрягся и увидел только её глаза, полностью чёрные и глубокие, словно бездонное озеро. А ещё услышал голос и разобрал слова, которые размеренно, в неведомом завораживающем ритме, зазвучали в моей голове. Впервые я их услышал и попытался запомнить:
«Ложилась спать я, внучка Сварожья Мара, в тёмную вечернюю зорю, темным-темно. Вставала я, внучка Сварожья Мара, в красную утреннюю зорю, светлым-светло. Умывалась свежею водой, утиралась белым платком. Пошла я из дверей в двери, из ворот в ворота, и шла путём-дорогою, сухим сухопутьем, ко окиан-морю, на свят остров. От окиан-моря узрела и усмотрела, глядючи на восток красного солнышка, во чисто поле, стоит семибашенный дом. А в том семибашенном доме сидит красная девица. А сидит она на золотом стуле, сидит, уговаривает недуги, на коленях держит серебряное блюдечко, а на блюдечке лежат булатные ножички. Взошла я, внучка Сварожья Мара, в семибашенный дом, смирным-смирнёхонько, головой поклонилась, сердцем покорилась и заговорила:
– К тебе я пришла, красная девица, с просьбой о сыне моём, внуке Свароговом Пламене. Возьми ты, красная девица, с серебряного блюдечка булатные ножички в правую руку. Да обрежь ты у сына моего Пламена белую мякоть, ощипи кругом него и обери: скорби, недуги, уроки, призороки, затяни кровавые раны чистою и вечною своею пеленою. Защити его от всякого человека: от бабы-ведуньи, от девки простоволосой, от мужика-одножёнца, от двоежёнца и троежёнца, от черноволосого и рыжеволосого. Возьми ты, красная девица, в правую руку двенадцать ключей, и замкни двенадцать замков, и опусти эти замки в Окиан-море, под Алатырь-камень. А в воде белая рыбица ходит, и она бы те ключи подхватила и проглотила. А рыбаку белую рыбицу не поимывать, ключей из рыбицы не вынимать и замков не отпирать. Недужился бы недуг у сына моего, внука Сварогова Пламена, по сей день, по сей час. Как вечерняя и утренняя заря станет потухать, так бы и у него, добра молодца, всем бы недугам исчезать. И чтобы недуг недужился по сей час, по моё крепкое слово, по мой век.
Заговариваю я сына своего, внука Сварогова Пламена, от мужика-колдуна, от ворона-каркуна, от бабы-колдуньи, от старца и старицы, от жреца и жрицы. Отсылаю я от него, добра молодца, всех по лесу ходить, игольник брать. По его век, и пока он жив, никто бы его не обзорочил и не обпризорил».
Мягкий завораживающий голос той, которая выносила меня под своим сердцем и подарила жизнь, смолк, и я всё же провалился в глубокий спокойный сон. А в этом сне мне казалось, что я качаюсь на согретых ласковым солнцем мягких тёплых волнах. Куда-то падаю, медленно и неспешно. А потом взмываю ввысь, под самые облака, и парю в синеве небес вместе с птицами. Сон-мечта. Сказка. И так хорошо мне ещё никогда не было…
– Подъём, ублюдки! – Вновь из объятий сна меня вырвал гнусавый и одновременно громкий голос воспитателя Гильома.
Вскочив, я помчался к выходу. Но сегодня сон медленно отпускал меня, и я оказался последним.
Воспитатель замахнулся и хотел ударить меня ногой. Но я на ходу сжался, чтобы удар прошёл вскользь, и у меня это получилось. Боли практически не было. А Гильом, досадливо сплюнув, прошипел вслед:
– У-у-у, змеёныш… Вёрткий…
День начинался как обычно: уборка во дворе приюта, на завтрак баланда и распределение на работы в город.
Нам с другом выпал порт. Без разъяснений, прибыть к мастеру-такелажнику Громину на пятый причал. Порт далеко, половину города пройти надо. Тем более что идти приходится окраинами, поскольку попадаться стражникам нельзя. Ведь это позор, что приютские дети, находящиеся на обеспечении великого герцога, – голодные оборванцы, работающие ради обеда. Мадам Эру пару лет назад уже предупреждали. После чего Стойгнев, который стражникам попался, просто исчез, словно и не было его никогда.
В порт добрались без приключений и пришли в срок. Мы быстро нашли нанимателя, и мастер-такелажник Громин, невысокий полноватый мужик с огромными висячими усами, проворчал, что работники из нас никакие. Но тем не менее назад не отослал. Уже неплохо.
Работа выпала тяжёлая – таскать мешки с мукой на галеру, которая отправлялась за океан. И вроде бы мешков не так уж много, всего три сотни. Однако каждый по полсотни кило, и таскать приходилось издалека. Только деваться некуда, и мы трудились. С порученным заданием справились, закончили после полудня, и подобревший Громин разрешил побродить по галере.
Мы ходили по кораблю по пояс голые. Ведь рубашка у каждого одна. Пусть плохонькая, в дырах и грязная, но она есть. И нам всё было интересно, в новинку. А поскольку никто нас не гнал прочь, мы размечтались. Вот бы собрать всех наших приютских, нагрузить такую галеру припасами и отплыть в далёкие страны, где нет нужды и все счастливы. Да вот только есть ли подобное место на земле? Вряд ли. Поэтому наши фантазии всего лишь очередные мечты двух приютских мальчишек…
– Эй, парни! – откуда-то снизу окликнул нас сиплый и явно простуженный голос. – Эй, сюда! Скорей, пока надсмотрщика нет!
Оглядевшись, мы увидели, что из-под деревянной решётки рядом с нами просунулась рука и манит к себе. Что делать? Решили подойти.
Приблизились с опаской. Понятно, что это галерные гребцы, а они сплошь кандальники. И что у них может быть на уме, неясно.
– Чего надо? – остановившись рядом с решёткой, спросил я гребца.
– Заработать хотите? – вместо ответа спросил сиплый кандальник, лица которого мы не видели.
– Ну допустим.
– Таверну «Отличный улов» знаете?
О такой таверне мы слышали. Не так уж и далеко она от нашего приюта располагалась. Место с дурной славой, где сорят деньгами тёмные личности и где можно получить всё, что душа пожелает, от лучших распутных девок до наркотиков. Разумеется, если у тебя есть деньги и ты свой.