Книга Матильда Кшесинская. Муза последних Романовых - Елена Ерофеева-Литвинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сцена из балета Минкуса и Адана «Своенравная жена». Вторая слева – М. Кшесинская
Петербургские газеты о юбилее Кшесинского
8 февраля 1898 г., в день 60-летия творческой деятельности Феликса Кшесинского[3], газеты писали:
«Менялись балетмейстеры и балерины, уходили и приходили руководители театра, режиссеры и дирижеры, и только он по-прежнему оставался на своем посту, несравненный и поистине незаменимый».
Отцу ничего не оставалось, как вслед за старшими детьми отвести любимую дочь в балетную школу.
С детства Матильде хотелось быть лучшей во всем – побеждать в играх, выигрывать в спорах, отличаться в учебе, носить самые красивые платья, привлекать внимание взрослых и сверстников. Отчасти поэтому она и стала балериной. Ведь танцовщицы всегда находились на виду и имели массу поклонников. На выбор профессии повлияло и то, что Матильда родилась в артистической семье. Первой из детей Феликса Ивановича продолжила балетную традицию старшая дочь Юлия. Она была красавицей и так же, как и отец, с блеском исполняла характерные танцы. Очень талантлив и красив был и старший брат Матильды Юзеф, во многом похожий на отца своей статностью и влюбленностью в балетное искусство. Детям перешли по наследству и выдающийся талант отца, и отменное здоровье.
Ю. Ф. Кшесинская-первая
В 1880 г., когда Мале исполнилось восемь лет, ее приняли в Императорское театральное училище, расположенное в огромном казенном здании на улице, которая так и называлась – Театральная. Строгий ансамбль зданий желто-белого цвета, построенных в стиле ампир, делал этот уголок одним из самых красивых в столице. В училище, где Матильда была приходящей ученицей, то есть жила у себя дома, а не в пансионе, Кшесинская приезжала в маленьком шарабане, запряженном пони, вызывающем любопытство у прохожих. Можно было отдать детей на полное казенное обеспечение с проживанием в училище – в бельэтаже располагались мальчики, этажом выше – девочки, – как делали многие родители. Однако Кшесинские пожелали, чтобы их дети оставались в семье, потому что считали: самое главное – это семейное воспитание.
Первые три года Матильда занималась в классе у Льва Иванова, в свое время предсказавшего ей блестящее артистическое будущее, но его уроки были настолько невыразительными и монотонными, что она умирала от скуки. Все незамысловатые движения, которые давал на уроке Иванов, были ей хорошо знакомы по занятиям дома, поэтому она часто отвлекалась и не слушала педагога. Лев Иванович не отличался фантазией, ограничивался стандартными замечаниями, вроде «Прошу вывернуть колени!», никогда ничего не исправлял и не оставлял учениц после уроков, даже если движения выполнялись неверно. И голос у него был ленивый и совершенно не вдохновляющий. Он сам аккомпанировал себе на скрипке, которую, как подозревала Матильда, любил гораздо больше своих учениц.
В 13 лет Кшесинская перешла в класс Екатерины Вазем, где разучивались гораздо более сложные движения. Вазем была педантичной и строгой. Ни одна ошибка не ускользала от ее зоркого взгляда, не то что в классе у Иванова. К Матильде она относилась благожелательно и только иногда делала ей замечание: «Кшесинская, не морщи, пожалуйста, лоб, а то состаришься раньше времени!» Но и в этом классе, по мнению Матильды, не было атмосферы творчества.
А вот класс Христиана Иогансона, у которого она начала учиться, когда ей исполнилось 15 лет, ей сразу же пришелся по душе. Обрусевший швед, много сделавший для развития русского классического балета, Иогансон был вдохновенным творцом-романтиком, в атмосфере уроков которого Матильда расцвела. Она не только почувствовала вкус к учению, но стала заниматься с настоящей страстью.
М. Кшесинская – воспитанница Императорского театрального училища
«Будучи человеком умным и очень наблюдательным, он делал весьма меткие замечания, оказавшие большое влияние на наше артистическое развитие, – вспоминала Кшесинская. – Каждое движение имело у него определенное значение и выражало какую-либо мысль или настроение. Именно этому он и старался нас научить».
То, что Маля оживилась в классе Иогансона, было очень важно, ведь одно время учеба настолько ей наскучила, что она хотела просить родителей забрать ее из училища и даже стала сомневаться в правильности выбранного пути. Может, ей лучше стать пианисткой? Отсутствие энтузиазма у Мали можно объяснить тем, что императорский балет, увы, переживал тогда не лучшие времена. Публика, заполнявшая кресла Мариинского театра, откровенно скучала. Смотреть было некого. Балерины старшего поколения – Соколова, Горшенкова, Вазем – в силу возраста уже начали сходить со сцены и не производили прежнего впечатления. Маля вместе с другими ученицами участвовала в спектаклях, но вдохновляющего примера, идеала, на который можно было бы равняться, перед глазами не было.
Неизвестно, как бы сложилась судьба Кшесинской, если бы в один прекрасный день ей не посчастливилось попасть на выступление итальянской балерины Вирджинии Цукки. Когда она увидела эту немолодую черноволосую артистку в легких шелках, чей выдающийся талант находился в полном расцвете, в ее сознании произошел переворот. Вот что значит искусство балета, и вот так надо танцевать, чтобы получить право называться актрисой! Теперь перед глазами Мали стоял этот незабываемый блистательный образ, и она начала усиленно заниматься в классе, чтобы приблизиться к своему идеалу.
Много лет Матильда хранила заспиртованный цветок, подаренный ей Цукки, и об утрате его во время революционных событий сокрушалась едва ли не больше, чем о потере своего богатства. Что ж, она была сентиментальна… А больше всего она горевала о том, что не удалось сохранить письма наследника престола. Во время революционных событий Кшесинская отдала шкатулку с дорогими ее сердцу письмами своей подруге. Оказавшись в эмиграции, в 1928 г. от дочери подруги она узнала, что письма пришлось сжечь из соображений безопасности – в квартире часто устраивались обыски, а потом подругу арестовали. Утрата писем стала для балерины страшным ударом.
Вирджиния Цукки
