Книга Обреченность - Сергей Герман

В яму легло семьдесят восемь казаков. Ее набили доверху. Слегка присыпали глинистой землей. Она еще шевелилась, когда Подтелкова и Кривошлыкова подвели к виселице.

Все время, пока расстреливали казаков, Подтелков стоял к ним лицом, ободряя взглядом и словом. Связанные руки за спиной, разорванная гимнастерка без ремня, кожаная тужурка нараспашку. Ни тени страха или смятения не было на его крупном рябом лице. Вполоборота к нему стоял Кривошлыков в длинной, почти до земли, кавалерийской шинели. Его франтовато отставленная нога дрожала мелкой ознобной дрожью. Руки за спиной. Зубы мучительно сжаты.

За их спинами – перекладина из свежесрубленных сучковатых бревен.

Уже стоя с намыленной петлей на крепкой, бурой от раннего загара шее, сказал Подтелков своим убийцам со страшной смертной тоской в голосе:

– Лучших сынов тихого Дона кинули вы вот в эту яму…

Договорить не успел, из-под ног выбили табуретку. Жилы на его шее надулись, лицо посинело. Тело выгнулось дугой и обмякло. Следом за ним выбили табуретку из-под ног Кривошлыкова.

* * *

К концу апреля красные оставили почти весь Дон. Столица донского казачества начала оживать. Возникла острая необходимость создания областного казачьего правительства, и на 28 апреля в Новочеркасске назначен был сбор членов Временного донского правительства и делегатов от станиц и войсковых частей. Съехавшиеся со всех концов казачьи делегаты в офицерских и солдатских шинелях, чекменях, папахах, фуражках глазели на залитые светом залы, на люстры, на лепку потолков. Таращились на бархатный занавес и светло-синие занавески. Дружно голосовали за новую жизнь папахами и форменными фуражками.

На второй или третий день с яростной и страстной речью выступил генерал Краснов.

– Казаки, Россия накануне гибели! Но казачество имеет достаточный запас сил для того, чтобы восстановить замечательный уклад старинной казачьей жизни, и мы, в противовес большевистской распущенности и анархии, установим на наших землях твердые правовые нормы. Возрождение России начнется отсюда, с берегов тихого Дона.

Зал взорвался бурей аплодисментов, ревом, восторженными криками. В невысоком, но стройном, с гвардейской выправкой генерале казачьи делегаты увидели надежду на возрождение былой жизни.

Пятого мая Круг закончил свою работу. Избранный войсковым атаманом, генерал-майор Краснов пообещал навести на Дону порядок. Горожане, обрадованные тем, что к власти наконец-то пришел человек с твердой жизненной позицией, государственник и герой войны, высыпали на улицы, для того чтобы хоть краем глаза увидеть спасителя Дона.

Возвращающиеся в свои станицы делегаты пересказывали станичникам выступление генерала Краснова.

– Так прямо и сказал: «Теперь вижу – нужно было своевременно Россию оказачить»!

Один из слушателей, Андрей Петрович Нужин, слывший среди казаков вольнодумцем и книгочеем, покачал головой недоверчиво и сказал угрюмо:

– Эх! Смотрите, станичники, как бы Россия казаков не расказачила.

И отошел торопливо, пока никто не понял, что он сказал.

На тротуарах, во всю длину улицы, сколько видит глаз, стояли и шли люди. Горожане вывалили на улицы. Приветствовали и поздравляли друг друга. Всюду расфранченные дамы, мужчины в пальто, шляпах. Улицы, кабачки, рестораны, кафе и бульвар казачьей столицы пестрели группами нарядных офицеров. Синие, красные, черные, с лампасами и с кантами галифе и бриджи. Английские френчи, офицерские кокарды, лихо примятые фуражки, звон шпор, бряцание оружия, серебро и золото новеньких погон. Шутки, смех. Сладкие, полные надежд и мечтаний дни. В воздухе стоял запах кофе, пирогов и свежих булок.

По булыжной мостовой широким походным шагом, по привычке вытягивая носки, шагал поручик Сергей Муренцов.

Компания офицеров расположилась в небольшом ресторане на бульваре. В бокалах золотился янтарный коньяк. В чашках дымился черный кофе. Настроение у всех было приподнятое. Адъютант генерала Сиротина прапорщик Николаев, заметив Муренцова, перегнулся через перила и тонким срывающимся голосом закричал:

– Муренцов! Сережка, иди к нам! – Оборачиваясь к офицерам, торопливо захлебывался словами: – Господа, я вас сейчас познакомлю с поручиком Муренцовым. Отчетливый, должен вам сказать, стрелок, вы уж не нарывайтесь с ним на дуэль! – Пожимая руку Муренцову, говорил, заглядывая ему в глаза: – Я очень рад, Сережка, что ты жив! Прошли слухи, что ты в Москве. Надо отметить это дело. У нас армянский коньяк, «Отборный». Между прочим, поставлялся к столу Его Императорского Величества. Достал, исключительно пользуясь неограниченными полномочиями, гарантированными близостью к генеральскому телу. Кстати, разреши представить: Арсен Борсоев. Или просто Барс.

Щеголеватый хорунжий восточного типа, с топорщащейся щеточкой усов, улыбнулся весело, протянул руку для пожатия. Рука была сухая и горячая.

– Сергей, Арсен очень отчетливый вояка, в одиночку захватил батарею красных. И такой же гусар. Вчера в одиночку выпил половину ящика шустовского. Так что ты с ним на спор не пей!

Офицеры засмеялись шутке, сели за стол.

– Ты как оказался здесь? Когда прибыл? – теребил Муренцова адъютант Сиротина.

– Буквально вчера из Москвы. Там красные. Пришлось бежать к вам. Получил назначение на бронепоезд.

Офицеры громко говорили, перебивая друг друга. Каждому хотелось высказаться, поделиться той особенной радостью, так знакомой людям, объединенных одной целью. Никто не думал о том, что через несколько дней или недель они могут очутиться на фронте. Война была рядом, но о ней мало думали. Все были опьянены осознанием близкой победы.

По мостовой зацокали копыта. В окружении конвоя показалась открытая машина. Муренцов увидел в машине невысокого генерала с черными закрученными усами. Впереди и сзади скакали казаки – восемь всадников. В серых черкесках, пригнувшиеся к гривам, на злых дыбившихся лошадях. Хищные и опасные, как дикие звери.

– Господа, генерал Краснов! – крикнул кто-то.

Загремели шашки, зазвенели шпоры, зашумели отодвигаемые стулья. Офицеры вскакивали, вытягивались. Кто-то закричал:

– Ура-аааа!

– Ура! Ура! Ура! – послушно подхватили офицеры. Золотые и серебряные погоны поблескивали на солнце.

– Ура-аааааа! – незвонко и как-то нестройно кричала толпа.

Горожане аплодировали. Муренцов видел затылки. Вытянутые шеи. Дамские шляпы с широкими полями. Фуражки с офицерскими кокардами. Золотые, серебряные погоны. Взлетела вверх чья-то подброшенная офицерская фуражка.

Машина с генералом и конвоем обогнула площадь и скрылась за поворотом. В воздухе остался стойкий запах бензина и конского пота.

Вечером в ресторане гостиницы Павла Епифанова гремела музыка – гуляли офицеры. У стеклянных дверей пьяные офицеры трясли швейцара.

– Где дамы, морда! – спрашивали нетрезвые голоса.