Книга За десять минут - Кьяра Гамберале

Звонок в домофон. Это Родриго. Красивый внешне и сложный внутри. Автор, композитор и музыкант группы «Afterhours».

Возможно, то, что происходит в моей душе, абсурдно, но это нас сближает – слова из его песни. Эти слова о нас.

Мы познакомились пару лет назад во время создания музыкального трейлера для рекламного ролика моего последнего романа. С тех пор наше знакомство переросло в крепкую дружбу.

Он родился в Сан-Паулу, в Бразилии, живет то здесь, то там. Сейчас обосновался в Милане, но, когда прилетает Рим, приземляется на маленьком аэродроме – на нашем диване в гостиной.

На моем диване.

Никак не могу привыкнуть, что нет больше слова «наш», есть только «мой». Это новое жилище после переезда казалось мне каким-то подобием Ноева ковчега, куда волею судьбы либо Божьим Провидением погрузили нашу пару, подобно парам других земных тварей, чтобы спасти от Всемирного потопа. И мы плыли в этой лодке, одинокие, изолированные от внешнего мира, ради того, чтобы выжить.

В старом доме все было по-другому: наша дверь всегда была открыта для родных, друзей, знакомых. А когда дверь закрывалась, оставались мы вдвоем – я и Мой Муж. Теперь, когда закрывается дверь нового дома, мы тоже остаемся вдвоем – я и Мое Одиночество. Я чувствую себя, как в закупоренной колбе, в вакууме, и отчаянно карабкаюсь вверх по скользким стенкам в надежде выбраться наружу, но все мои усилия оказываются напрасными.

Потерянные, одинокие люди, как я, имеют ярко выраженный инстинкт, подталкивающий их к общению со счастливыми людьми, крепкими парами или парами с сомнительной верностью, но идущими вперед вместе, как минимум устраивая добрые семейные пикники по выходным. Я не исключение: подобно лыжнице на скоростном спуске, вихрем промчалась по семьям моих знакомых. Они отвечали вежливой взаимностью, навещали меня, мы пили кофе, смотрели футбольные матчи, болтали.

Но, закрывая за ними дверь, я понимала, что в мой вакуум не проникла ни одна молекула воздуха, пустота вокруг меня только сгущалась.

Исключение составлял Родриго. Вместо того чтобы приходить и уходить, как все остальные знакомые, он оставался у меня на несколько дней, наполняя мой вакуум живительным воздухом.

– Итак, как дела?

– Все плохо, спасибо: никакой работы, никаких мужчин.

– Как никакой работы? Ты же пишешь роман?

– Роман – это не работа, это увлечение.

– Ты смотри, как тебе повезло: редко у кого совпадают работа и увлечение. Я тоже везунчик. Я всегда об этом помню, особенно когда дотрагиваюсь до струн моей скрипки.

Как всегда, он прав.

– Но Моя Рубрика дисциплинировала меня, я чувствовала ритм жизни, движение вперед. Пока…

– Не начинай, твой муж ушел, хватит. Кьяра, прошел уже целый год.

– Хорошо, молчу. В общем, что я могу тебе сказать? Роман тоже завис в пустоте, и, кажется, сюжет зашел в тупик.

– Попробуй хоть раз взглянуть в глаза своей пустоты по-доброму.

– Пыталась, они ужасные.

– Кто?

– Глаза пустоты…

– Не преувеличивай. Бедненькая дурнушка пустота, она просто слегка косоглазая! Почему мы с тобой так и не влюбились друг в друга?

– Чтобы не испортить нашу дружбу.

– Да…

Мы вышли прогуляться. Несколько дней шел дождь, но сейчас кое-где сквозь серые тучи проглядывает лазурное небо, предвещая солнечную погоду.

Родриго не умолкает, рассказывает все подряд: о туре своей группы в поддержку нового диска «Padania»[5], о загадочном и увлекательном мире хип-хопа, о новой знакомой, совсем не похожей на других, о том, как часто его беспокоит боль в предплечье.

Мне вспомнилось, что в первые дни после звонка Моего Мужа из Дублина, когда кто-то разговаривал со мной, я видела только движение губ, но ничего не слышала и не понимала. А в голове звучали слова: «Твой Муж ушел, Твоего Мужа нет». Прошел месяц, два, три, полгода, пришло лето.

Джанпьетро, мой давний добрый приятель-гей, вытащил меня на море в Форментеру, где живет его друг. И вот там одним августовским утром, сидя на веранде, любуясь морем и выкуривая сигарету под кофе, я, не знаю почему, впервые поняла, что мне удалось выжить. Солнце оставалось солнцем, море оставалось морем, Джанпьетро оставался Джанпьетро… Сначала стало как-то не по себе, стыдно, что ли, мне даже показалось, что я предала Моего Мужа, потому что, оказывается, я могу без него дышать, есть, писать роман, в общем – жить.

Вот и сейчас, понимая, что, слушая Родриго, я слышу Родриго, а не голос моей растерзанной души, я испытала похожее чувство: я выжила, и жизнь продолжается!

Я рассказала Родриго об игре «Десять минут». Он остановился, развел руками, как фокусник в момент кульминации эффектного трюка, и, лукаво сощурив глаза, спросил:

– Невероятно, почему я тебе это ни разу не предложил?

– Что?!

– Сыграть на скрипке!

Я думала, что скрипка намного тяжелее. На самом деле она невероятно легкая, я бы сказала – хрупкая и нежная, как молоденькая девушка: вынимая ее из чехла, я боялась причинить ей боль своими неловкими движениями.

За десять минут Родриго успел научить, как правильно держать скрипку и как правильно держать себя. Он объяснил, что эстетический аспект так же важен, как и технический: музыкальный инструмент и музыкант должны смотреться органично и элегантно, соответствовать друг другу по красоте и внутреннему содержанию.

Итак, левая рука держит скрипку, правая рука держит смычок. Первое прикосновение к струнам породило неуклюжие звуки, но тишина наполнилась звучанием, а пустота – содержанием.

Пытаюсь понять, какие чувства испытывает музыкант во время игры. Похожи ли они на ощущения тех, кто пришел на концерт слушать музыку и умеет только аплодировать в отведенное для этого время?

Приходя в мир, мы получаем в дар от Создателя особую силу, особые способности, свой и только свой Инструмент.

И мы должны соответствовать Божьему дару, учиться пользоваться этим даром со всей мощью, которую вложил в него Создатель.

Кекс (с «Нутеллой»)

6 декабря, четверг рассвет 7:23 – закат 16:39 последняя четверть луны 16:33

– Алло?

– Привет, это я.

– Привет, ты.

– Привет, мистер Магу[6].