Книга Больше собственной жизни - Натали Патрик

Мерцание в небе поблекло, и все опять погрузилось во мрак.

Пульс начал бешеную гонку. Она резко повернулась, надо немедленно уйти. Да, она хотела, чтобы он вернулся, но не так внезапно. Ей надо больше времени. Надо подготовиться. Надо исчезнуть, пока он не добрался до нее.

— Простите, — без конца повторяла она, проталкиваясь к спасительному дому.

Поп. Поп-поп. Поп-поп-поп.

Неистовый треск шутих почти оглушал Алису, но она продолжала пробираться вперед. На ступеньках огромного белого дома она расслабилась и бросила последний взгляд на толпу.

Никакой шляпы. Акулий плавник исчез. Алиса моргнула.

Фонтан красных и синих искр взметнулся в небо и осветил с высоты землю.

Никакого Коба Гудэкра.

Алиса вздохнула: чего только не померещится в такую ночь…

Сегодня она впервые попробовала вкус успеха. И твердо решила не сломаться и не сгореть, как это случилось три года назад, когда она впервые попыталась встать на собственные ноги. Что заставило ее сейчас бежать в страхе, будто прежняя Алиса? Коб Гудэкр. Символ ее величайшего провала.

По правде, сама мысль, вызвавшая страх, смехотворна. Коб здесь? На ранчо ее родителей? После трех лет, когда он исчез, даже не попрощавшись?

Она выдавила из пересохшего горла смешок, покачала головой и повернулась, чтобы войти в дом.

П-п-ф-ф-ш-ш! Бух! Бах! Трах! На усеянном звездами небе расцвел гигантский, переливающийся всеми цветами радуги букет. П-п-п-т-т-т-ш-ш… П-п-п-тш… П-п-п-т…

— Привет, Алиса.

Женщина вздрогнула.

— Коб?

Она закрыла глаза, надеясь, что мираж рассеется.

И все равно видела мужчину в потрепанных джинсах, так плотно облегающих стройные бедра, будто он в них и родился. Безукоризненно сшитая рубашка обтягивала точно вырезанный из камня торс, широкие плечи такие могучие, что любая женщина теряла голову в сладостных мечтах.

Даже шрам разглядела… Он шел от подбородка к гортани, напоминая о том давнем родео. С тех пор его голос остался хриплым, и теперь, даже когда он просил передать сахар, это звучало словно неприличное предложение.

Она прижала ладонь к треугольному вырезу над грудью. Кожа стала влажной. Голова шла кругом. Нет, мираж не привел бы ее в такое состояние.

Алиса медленно открыла глаза. Перед ней неясно вырисовывался Коб Гудэкр. Из плоти и крови. Опасно сексуальный.

Освещенный золотисто-красным сиянием, он стоял у входной двери. Снял шляпу, провел длинными загрубевшими пальцами по черной шевелюре.

— Прекрасная ночь для фейерверка!

Его лицо едва ли изменилось за три года — неотесанный обломок скал Южной Дакоты. Сверкающие искры отражались в глубине голубых, как лед, глаз — холодных и в то же время горящих каким-то жгучим огнем.

Зачем смотреть в эти глаза? Она и так знает, что он сердит. Вот так. Ей тоже полагалось быть сердитой. Три года тоски, разочарования и боли. Если он позволил ей пережить такое, ну что ж, получит той же монетой.

Теперь это уже не та Алиса, с которой он имел дело раньше. Сильная, независимо мыслящая деловая женщина. Мать.

Она вздрогнула. Джейси!.. Невольно оглянулась в сторону трибуны: Йип Картрайт крепко держал девочку. Лучшая защита — нападение, решила Алиса и приготовилась к атаке.

— У тебя, Гудэкр, хватило наглости появиться здесь? — Она уперла руки в бедра. Хорошо бы влажные ладони не оставили следов на полотняном костюме… — Я могла бы спросить, что ты тут делаешь. Но ты еще, чего доброго, вообразишь, будто мне это интересно.

Он не ответил. Конечно, не предполагал такой встречи, надеялся увидеть прежнюю нежную и послушную девушку. Так и сверлит ее взглядом из-под насупленных бровей.

Воспользовавшись его нерешительностью, Алиса хотела быстро ретироваться. Когда-нибудь она еще увидит его. Тогда и скажет ему о девочке. Но не здесь и не сейчас. Она шагнула к двери. Но когда пальцы легли на большую медную ручку, жаркое тело Коба надвинулось сзади. Бешено стучавшее сердце замерло, и мурашки побежали по позвоночнику. Возбужденный рокот толпы и взрывы петард куда-то пропали. Мир сузился. В этот момент для нее существовал только любимый мужчина.

— Так вот, значит, как, Алиса КАРТРАЙТ.

Подчеркнув девичью фамилию, он словно обвинил ее в предательстве. Все в Алисе натянулось, как струна: получалось, что, взяв свою прежнюю фамилию, она объявляла их брак аннулированным. Мозолистая ладонь легла на ее нежную руку, мешая открыть дверь.

— Я пришел сюда не для того, чтобы любоваться на твою спину. — Грудь Коба взволнованно вздымалась: этот запах, исходящий от ее волос, кожи!.. Силясь сохранить внешнее равнодушие, он сжал зубы и понизил голос до шепота: — Хотя это не значит, что я не наслаждаюсь ее видом.

Он не ожидал, что встреча с Алисой так подействует на него. Гибкое тело, ставшее еще более женственным, напоминало зрелый плод, готовый вот-вот лопнуть. Невероятное искушение — стоять так близко, что ни один не мог пошевелиться или даже дышать без того, чтобы другой не почувствовал.

Он никак не подготовился к этой встрече и не подозревал такой твердости и самообладания в прежней наивной скромнице. Стоявшая перед ним женщина явно не испытывала к нему ничего, кроме презрения.

Все его мужское естество требовало: она должна за это заплатить. Нет, он не будет обижать ее — равенство так равенство.

— Послушай, Гудэкр, — она откинула назад волосы, — стоит мне только крикнуть, и ты вылетишь отсюда вместе со следующим залпом фейерверка.

— Этого я не боюсь, — буркнул он в теплую гущу ее волос. — Я справляюсь с дикими быками. А вот сгореть от неутоленной страсти, да еще вдвоем, не хочется.

Он услышал ее долгий тихий вздох и улыбнулся.

— Помнишь, Алиса?

Даже позвоночник у нее окаменел. Она повернулась к нему в профиль. Голос от подавленных эмоций стал резким и пронзительным — нож по кремню, да и только.

— Помню, Коб. Я много чего помню: вот однажды чуть не утонула в собственных слезах, когда поняла, что вся эта пламенная страсть только удобная ложь.

Надо бы предвидеть, что она ждет его возвращения, чтобы окончательно порвать с ним. Когда-то она бросила ему в сердцах, что их брак будет расторгнут, потому что был заключен обманным путем. Но все это эмоции, а что она думает на самом деле, он не представлял. И вот теперь она заявляет, что все пережитое ими — ложь. Как от удара ниже пояса, жгучая боль пронзила его с головы до ног. Выходит, самое сильное переживание его жизни — это всего лишь ложь.

— Я… я не могу обсуждать это с тобой сейчас, — пробормотала она.

Просительные нотки в ее голосе лишь усугубили его отчаяние. Коб отступил назад. В каком же свете видела его эта женщина?