Книга Любовь по заданию редакции - Саша Майская

Я честно попыталась вспомнить, когда последний раз надолго выезжала за город. Выходило — в детстве. Весной меня увозили от цветущих тополей в поселок Монино, где я безвылазно сидела на участке, сплошь покрытом огуречными грядками и помидорными парниками. Прелесть этой дачи состояла в том, что по периметру она была окружена последовательно железной дорогой, бетонным заводиком, свалкой и оживленной автотрассой, так что свежим тот воздух мог назвать только заядлый токсикоман…

Потом я вспомнила, как однажды, лет шесть назад нас всех вытащила к себе на дачу Ольга. Было это в ноябре, шел дождь, и деревья вдоль дороги в наступающих сумерках отчетливо напоминали скелеты. Из-за пробок — и еще из-за того, что за рулем была Маринка — мы добрались до нужного поворота только в темноте, после чего намертво застряли на проселочной дороге. Подвыпившие селяне честно попытались вытолкнуть Маринкину «Ниву», но у них ничего не вышло, и мы еще сорок минут перли на себе все привезенные запасы.

На самой даче выяснилось, что электричества нет, дрова растащены уже упоминавшимися селянами, а крыша протекает. К полуночи мы смогли затопить печку и даже согреться — пока пытались распилить маленькой и тупой ножовкой здоровенное бревно. Ночь мы провели, прижавшись друг к другу и вздрагивая от страха, а Ольга шепотом — чтобы не услышали подвыпившие селяне, шлявшиеся вдоль по улице — рассказывала, какие чудные здесь места и сколько в лесу грибов и ягод… летом, ясное дело.

Утром — если можно назвать утром серую и дождливую хмарь — выяснилось, что с «Нивы» за ночь сняли колеса, и спас нас только ангел Божий в лице местного участкового, который безошибочно определил, что колеса — работа неведомого Сереги Семенова, который вообще-то «мужик золотой, но когда напьется — лютый зверь». Колеса мы у «лютого зверя» изъяли, благо, он крепко спал, при помощи все тех же селян, по-прежнему подвыпивших, поставили на место и свалили в Москву. Вымывшись и согревшись, вечером мы отправились в кафе и тактично успокоили расстроенную Ольгу обещанием приехать к ней летом…

Мои пасторальные воспоминания были прерваны возвращением преображенной Матильды. На руках у медсестры сидел белоснежный ангел, благоухающий лавандой, и челочку ей собрали в аккуратный хвостик, так что обнаружились и глаза, и нос, и рот. Кстати, мордаха у Матильды оказалась довольно симпатичная, только вот передние зубы слишком выдавались вперед, придавая ей нахальное и склочное выражение.

Уповая на то, что действие таблетки еще продолжается, я загрузила Матильду в машину и повезла ее обратно в редакцию. Здесь меня и ждал первый удар судьбы, который я тогда еще таковым не считала…

ЧЕЛОВЕК СОБАКЕ ДРУГ…

К офису редакции Женя Семицветова подъехала уже затемно. Пробки, знаете ли. Даже неугомонная Матильда ухайдокалась до последней степени и теперь мирно спала на заднем сиденье. До этого ее два раза стошнило, а потом закончилось действие таблетки, поэтому из машины Женя вылезла в отвратительном настроении, чихая и кашляя, но и с приятным ощущением, что через каких-то десять минут кошмар закончится и начнутся выходные.

Дверь офиса была закрыта. Пораскинув мозгами, Женя решила, что в этом ничего необычного нет. Все же вечер пятницы… С четверть часа она названивала в звонок, а Матильда разнообразила шумовой фон окрестностей пронзительным тявканьем в унисон звонку. Когда же слегка заспанный охранник соизволил открыть дверь, Матильда решила, что пора вспомнить боевое королевское прошлое. Как-никак, мальтийские болонки в Средние века охраняли своих хозяев наряду с волкодавами, ну а генетически Матильда вообще была практически волк… Короче говоря, белоснежное чудовище с грозным рыком метнулось к подозрительному с ее точки зрения охраннику и вцепилось ему в ногу. Дюжий парень ойкнул и укоризненно уставился на Женю, а та мстительно сообщила:

— Это собачка Вадим Альбертыча. Если б вы знали, Григорий, как я вас понимаю.

— Не понимаете…

— Прекрасно понимаю. Фу, зараза!

Подхватив беснующуюся швабру за шиворот, Женя Семицветова направилась к лифту, и тут ее догнал прихрамывающий охранник Григорий.

— Евгения Васильевна, а все ушли.

— Как это?

— Ну, верстальщики остались и дежурный корректор, а больше никого нет, и этаж начальства опечатан.

— А Вадим Альбертыч?

— А Вадим Альбертыч звонили и оставили вам сообщение.

— Какое еще сообщение?

Нехорошее предчувствие радостно приподняло свою змеиную головку. Григорий напряг все свои умственные способности, для чего страшно выпучил глаза, и выпалил:

— Вам велено забрать собаку домой и подержать до понедельника! У Вадим Альбертыча деловая встреча на пароходе.

— Каком, к дьяволу, пароходе?!

— «Академик Велиховский». Они поплывут до Киржача и обратно.

— Кто они-то?

— Так Вадим Альбертыч! Презентация у них.

Тут мы вынуждены с прискорбием признать, что Евгения Семицветова употребила несколько выражений, которые приличная женщина не должна не только употреблять, но и знать в принципе. Григорий понимающе хмыкнул.

— Во-во, Евгень Васильна. Они будут водку жрать до воскресенья, а вам с этой… скотиной сиди.

— Да что ж это такое! Матильда, заткнись!

Рассеянно простившись с Григорием, Женька побрела к машине, сжимая в объятиях грозно рычавшую болонку. Перспектива провести выходные наедине с наиболее сильным аллергеном ее совершенно не радовала, но альтернативы не было, и Женька поехала домой.

Жила Семицветова в не очень спальном, но и не совсем центральном районе, в девятиэтажке на седьмом этаже. В принципе, свободного места у нее было завались, особенно для такой маленькой собачки, но проблемы были налицо. Первая и главная из них звалась Леонард, сокращенно Лесик.

Лесик был рыжим, пушистым, огромным и потрясающе ленивым котом. Происхождение он имел самое что ни на есть пролетарское, характер — незлобивый, жизненного же опыта не приобрел в силу уже упоминавшейся лени. К Женьке он попал совершенно случайно — его еще котенком привезла и оставила «на пару дней» их пятая общая подружка Танька, собиравшаяся в тот вечер на свидание. Свидание затянулось, в результате через месяц Танька позвонила из Штутгарта и слезно умоляла Женечку простить ее, Танькино, нахальство и не оставить котика на произвол судьбы.

Выяснилось, что за это время Танька ухитрилась выскочить замуж за настоящего немца. Женька к тому времени уже привыкла к Лесику, очарованная его характером и дивной привычкой спать двадцать два с половиной часа в сутки — оставшиеся полтора Лесик посвящал еде. Так он и остался с Женькой. Кстати, аллергии на котов у нее не было, по непонятной причине.

Со временем Леонард-Лесик вырос до ужасающих размеров, но характер не поменял. Добродушным пуховым валиком он валялся на всех подходящих по размеру плоскостях в квартире, возвращавшуюся в ночи Женьку приветствовал ленивым взмахом роскошного хвоста, никогда не орал, в неположенных местах не писал, а самым захватывающим эпизодом в своей жизни по праву мог считать тот день, когда на узкий карниз окна (с ТОЙ стороны) случайно присел ободранный и тощий одноногий голубь. Лесик в это время изволил почивать на подоконнике (с ЭТОЙ стороны), поэтому, проснувшись и увидев непонятное чудовище за стеклом, несколько встревожился, удрал с подоконника и с тех пор больше там не спал.