Книга Хребет Мира - Роберт Энтони Сальваторе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле «Морская фея» почти не пострадала, потому что Робийярд успешно отражал все магические атаки вражеских колдунов, а маленькие катапульты не могли нанести особого вреда хорошо укрепленному корпусу судна.
Лучники Дюдермонта, все превосходные стрелки, принялись осыпать стрелами слишком близко подошедших пиратов, сама же шхуна с непревзойденной точностью и быстротой подняла паруса и проскользнула между двумя вражескими кораблями, команды которых замерли от изумления.
Робийярд наслал на корабли противников заклинание тишины, чтобы их маги не могли произнести заградительные заклинания, а сам создал и один за другим обрушил на врага три огненных шара — бах! бах! бах! — по одному на палубы, а один между судами. Затем последовала перестрелка. Орудия «Морской феи» выстрелили ядрами, нанося еще больший ущерб парусам и такелажу, а также смоляными шарами, чтобы огонь разгорелся сильнее.
Пиратские суда, со сломанными мачтами, неуправляемые, объятые пламенем, вскоре пошли ко дну. Причем пожар был таким сильным, что команде «Морской феи» удалось поднять живыми на борт из холодных океанских волн всего несколько человек.
Сама «Морская фея» тоже получила повреждения. Ей не удалось сохранить все паруса, а над самой ватерлинией зияла основательная пробоина. Дюдермонту пришлось поставить почти треть команды на откачку воды, вот почему он и решил зайти в ближайший порт — Лускан.
Он и правда считал, что так будет лучше всего. Капитан предпочитал этот порт гораздо большему порту Глубоководья, хотя именно последний поддерживал его и платил деньги, и к тому же там Дюдермонт мог воспользоваться гостеприимством почти любого знатного дома. Зато в Лускане его матросы, не имеющие соответствующего воспитания и положения, непритязательные в своих желаниях люди, могли рассчитывать на гораздо более теплый прием, чем в чопорном Глубоководье. В Лускане, как и в Глубоководье, существовало четкое разделение на классы, однако низы Лускана были все же дружелюбнее, чем Глубоководья.
Судно входило в гавань, и со всех причалов неслись приветственные крики, потому что «Морскую фею» хорошо знали здесь и чтили. И простые рыбаки, и торговые моряки со всего Побережья Мечей были полны благодарности к капитану Дюдермонту и его команде за их славный труд.
— По-моему, здесь отлично, — заметил капитан.
— В Глубоководье еда, женщины и развлечения лучше, — буркнул Робийярд.
— Зато чародеи хуже, — не удержался от колкости Дюдермонт. — Всем известно, что Гостевая башня — самая уважаемая среди гильдий чародеев во всех Королевствах.
Робийярд крякнул, тихонько выругался и демонстративно отвернулся.
Капитан на него не смотрел, но вскоре по топоту тяжелых сапог за спиной понял, что чародей ушел.
* * *
— Ну, давай по-быстрому, — вкрадчиво произнесла девушка, отбрасывая назад грязные светлые волосы и капризно надув губки. — Просто чтобы мне немножко успокоиться перед долгой ночью в зале.
Громадный варвар провел языком по зубам; во рту, казалось, ночевал эскадрон. Отработав ночь в таверне «Мотыга», Вульфгар ушел на мол, чтобы продолжить там пить с Мориком. Как всегда, собутыльники оставались в порту, пока не рассвело. После Вульфгар приплелся в «Мотыгу», бывшую ему одновременно и домом, и местом работы, и сразу завалился в постель.
Однако здесь его нашла эта женщина. Делли Керти работала в таверне подавальщицей и была любовницей Вульфгара в течение последних месяцев. Раньше он относился к ней как к приятной забаве, отвлекавшей его от мрачных мыслей, что-то вроде льда в стакане виски, а позже — как к заботливому другу. В первые трудные дни в Лускане Делли опекала его. Она заботилась о его нуждах, физических и душевных, и при этом не задавала вопросов, не судила, не просила ничего взамен. Но не так давно в их отношениях что-то изменилось, причем заметно. Теперь Вульфгар прочнее утвердился в своей новой жизни, которая почти целиком была посвящена тому, чтобы стереть из памяти годы, проведенные в плену, и стал иначе относиться к Делли Керти.
В душе она была ребенком, маленькой девочкой, нуждавшейся в защите и опеке. Вульфгар, которому было уже хорошо за двадцать, был на несколько лет старше нее. И теперь вдруг он стал ведущим в их отношениях, и потребности Делли незаметно стали заслонять его собственные.
— Ну, Вульфгар, у тебя же найдется десять минут для меня, — проворковала она, подходя ближе, и пробела ладонью по его щеке.
Вульфгар сжал ее запястье и нежно, но твердо отвел ее руку.
— Ночь выдалась долгой, — ответил он. — Я надеялся как следует отдохнуть перед работой у Арумна.
— Но мне не терпится…
— Как следует отдохнуть, — повторил варвар, нажимая на каждое слово.
Делли отшатнулась от него, и выражение ее лица сразу превратилось из соблазнительно-капризного в холодное и безразличное.
— Ну и черт с тобой, — резко бросила она. — Думаешь, ты единственный, кто не прочь переспать со мной?
Вульфгар не стал подыскивать красноречивых фраз и разубеждать ее. Он сообщил ей единственную правду — что ему все равно и что вся его жизнь — эти драки, пьянство — просто попытка спрятаться от самого себя. Что он действительно уважает Делли, она ему нравится, но он воспринимает ее как друга, — точнее, воспринимал бы, если бы считал ее другом. Ему не хотелось сделать ей больно.
Делли растерянно стояла перед ним и мелко дрожала. В тонкой сорочке она вдруг почувствовала себя совсем раздетой и. обхватив плечи руками, опрометью бросилась вон из его комнаты, громко хлопнув дверью.
Вульфгар прикрыл глаза и покачал головой. Услышав, как снова хлопнула дверь и раздались торопливые шаги вниз к выходу на улицу, он горько усмехнулся. Грохнула и наружная дверь, и варвар понял, что весь этот спектакль был устроен для него — пусть он знает, что она действительно отравилась искать утешение в объятиях другого мужчины.
Варвар знал, что у девчонки непростой характер, в ее душе была еще большая смута, чем в его собственной, если только такое возможно представить. Поразительно, что у них вообще все зашло так далеко. Вначале их взаимоотношения были простыми и определенными: мужчина и женщина, нуждавшиеся друг в друге. Но теперь все усложнилось, простая необходимость переросла в душевную потребность, в желание иметь опору. Делли хотела, чтобы Вульфгар защищал ее, стал бы ее пристанью, говорил, как она красива, а варвар между тем сознавал, что не может позаботиться о себе, не говоря уж о ком-то другом. Делли нужно было, чтобы он ее любил, а любви-то Вульфгар и не мог ей дать. Внутри у него были только боль и ненависть, память о демоне Эррту, о заключении в Бездне, где прошло шесть долгих лет его мучений.
Вульфгар вздохнул и потер веки, прогоняя сон, потом дотянулся к бутылке, но она оказалась пуста. Раздраженно фыркнув, он запустил ее через всю комнату, и она хлопнулась о стену, разлетевшись вдребезги. На какой-то миг он представил, что бутылка попала в лицо Делли Керти. Вульфгар испуганно замер, но не удивился. Внутри вертелось смутное подозрение: уж не преднамеренно ли Делли довела его до этого; может, эта девушка вовсе не невинный ребенок, а коварная охотница? Может, когда она впервые пришла к нему, предлагая удовольствие, то хотела лишь воспользоваться его душевной слабостью и завлечь в западню? Может, она хочет женить его на себе? Может, задалась целью спасти его, чтобы потом он спас ее от того презренного существования, на которое она себя обрекла, став кабацкой девкой?