Книга Троянская тайна - Андрей Воронин

– Вот что, Вера Григорьевна, – мягко сказал он. – Вы, пожалуйста, посидите здесь минут десять-пятнадцать, хорошо? Только, я вас прошу, оставайтесь в машине. Договорились?

– Да, конечно, – поспешно согласилась тетка и немедленно встревожилась: – А...

– Все будет в полном порядке, я вам обещаю, – все так же мягко заверил ее Глеб.

– Да, конечно, – покорно повторила тетка, и в ее голосе Сиверову почудился укор.

"Да, конечно, – не без яду подумал он, перегибаясь через спинку и беря с заднего сиденья хрустящий прямоугольный пакет из переклеенной скотче м оберточной бумаги. – В прошлый раз, помнится, я тоже обещал, что все будет в полном порядке. О-хо-хо... Уж если мне помнится, то и ей, надо полагать, не забылось..."

Держась одной рукой за дверную ручку, Глеб взвесил в другой пакет. Сквозь бумагу прощупывались деревянные рейки и гипсовые завитушки.

– Вера Григорьевна, а вы уверены?.. – спросил он на всякий случай.

– О чем вы говорите! Разве можно перепутать?! В голосе пассажирки прорезались визгливые базарные нотки, и Глеб понял, что она на пределе.

По всей видимости, ей представлялось, что, следуя своему служебному долгу, она героически (и бесплатно, кстати!) участвует в опасной авантюре со стрельбой, автомобильными погонями и беготней по крышам. Сиверов представил себе Веру Григорьевну бегущей по громыхающей, скользкой жестяной крыше, и ему стало жаль обеих – и Веру Григорьевну, и крышу.

– Перепутать, как видите, несложно, – с виноватой улыбкой сказал он. – Именно поэтому вы здесь. Вы уж извините, что так вышло. Не беспокойтесь, прошу вас, все будет хорошо.

Стремясь поскорее закончить этот ненужный, тягостный разговор, он поспешно выбрался из машины и захлопнул дверцу. Мягкий щелчок замка обрубил очередной вопрос, который, похоже, намеревалась задать Вера Григорьевна. Глеб поправил на переносице темные очки и зашагал через буйно зеленеющий двор к соседнему дому. Пакет он небрежно держал в левой руке за угол, помахивая им на ходу, – невелика ценность.

Без дурацких, вызывающе ярких тряпок он чувствовал себя на удивление хорошо. Еще лучше было без идиотской "голливудской" улыбки, от которой уже через пять минут начинало сводить мускулы лица, и кретинического, с ярко выраженным американским акцентом лепета, которым во время последней встречи с Самокатом Глебу пришлось заменять нормальную человеческую речь. Словом, выйдя наконец из роли, Сиверов чувствовал себя превосходно. Если бы еще не эта новая работа... Федор Филиппович, конечно, был прав, когда говорил, что нельзя до самой старости охотиться на людей, но можно же было, черт подери, найти какую-то другую альтернативу! Нельзя же, ей-богу, так резко все менять! С таким же успехом генерал Потапчук мог посадить своего лучшего агента в бухгалтерию вылавливать ошибки и исправления в финансовой отчетности...

Остановившись в тени старых, заслонивших небо и поднявшихся до четвертого этажа лип, под прикрытием каких-то кустов – тоже старых, корявых, до неприличия разросшихся, – он внимательно осмотрел подъездную дорожку. Неприметная серая "девятка" была тут как тут. Тонированные, да вдобавок еще и густо запыленные стекла мешали рассмотреть, есть ли кто-нибудь в салоне, но стекло передней двери со стороны водителя было опущено на палец, и из темной щели время от времени вытекали, тут же растворяясь в воздухе, струйки табачного дыма. Слепой вынул мобильник, набрал номер генерала.

– Вышел на цель, – сообщил он, когда Федор Филиппович снял трубку. – Убирайте наружку, ни к чему им на меня пялиться.

– Сей момент, – ответил Потапчук, и в его голосе без труда улавливались юмористические нотки. – Ты там смотри в оба... эксперт-искусствовед. Если опять сядешь в лужу, нас с тобой обоих в участковые переведут.

Глеб проигнорировал этот ценный совет, попросту прервав соединение. Он был зол на Федора Филипповича, и это, между прочим, означало, что генерал прав: пора менять специальность, старость крадется, нервишки шалят, а вот уже и самолюбие взыграло... Тьфу!

Серая "девятка" громко, на весь двор, заквохтала стартером, прямо как железная курица, вознамерившаяся снести бронированное яйцо размером с баскетбольный мяч. Глеб из своего укрытия с интересом наблюдал за сложным процессом запуска двигателя, почти ожидая, что из выхлопной трубы вот-вот действительно что-нибудь вывалится. Впрочем, дело ограничилось всего-навсего звучным хлопком и кубометром густого сизого дыма, после чего машина дико взревела на холостом ходу и, сбросив обороты, наконец-то тронулась с места.

Убедившись, что автомобиль наружного наблюдения благополучно докатился до угла и без приключений одолел поворот, Глеб покинул свое ненадежное укрытие и спокойной деловой походкой приблизился к подъезду. Лифта здесь, естественно, не было, черного хода и подавно, так что сбежать Самокат не мог. Его нынешняя подруга, Нинка Зайцева по кличке Кролик Роджер, проживала на пятом этаже, и необходимость пешком карабкаться на самый верх с лихвой окупалась тем, что сигануть в окно Самокат не мог тоже – жидковат он был для таких трюков, да и к здоровью своему относился бережно.

Все это вселяло в Глеба бодрость духа и уверенность в себе. После того номера, что выкинул Самокат во время их предыдущей встречи, Сиверову требовалась как раз такая обстановка – уют, интим и полное отсутствие запасных выходов. Самокат, похоже, был уверен, что дело у него выгорело в наилучшем виде, и потому ограничил меры предосторожности тем, что затаился в квартире Кролика Роджера. Это была ошибка, и Глеб явился сюда как раз затем, чтобы указать на нее Самокату. Ну, и еще кое за чем, естественно...

Звонить в дверь пришлось долго: сожительница Самоката в данный момент была на работе, а сам герой дня, надо полагать, спал после вчерашнего возлияния. Глеб терпеливо стоял на вытертом коврике под дверью и давил на кнопку звонка, вслушиваясь в доносившиеся из-за двери электронные трели. Наконец в прихожей послышались неторопливые шаркающие шаги, и хриплый голос произнес с подвыванием, которое свидетельствовало о безудержной зевоте:

– Ну, хорош трезвонить, шалава... Да слышу, сказано тебе! Опять нажралась, собака...

Глеб убрал палец, электронное дзыньканье и бряканье смолкло, замок щелкнул, и дверь открылась. Сиверов шагнул через порог и для начала коротко и точно ударил стоявшего в полутемной прихожей Самоката кулаком в солнечное сплетение. Самокат охнул и сложился пополам, и тогда Сиверов, обеими руками приподняв над головой упакованную в оберточную бумагу картину (гордость провинциального краеведческого музея, одна из ранних работ самого Куинджи!), стремительно опустил ее на лысую, слегка замаскированную свалявшимися кудрями макушку Шуры Самоката.

Глава 2

Она неторопливо шла вдоль галереи, почти не глядя по сторонам, лишь изредка, как хороших знакомых, приветствуя легкой улыбкой самые дорогие для нее экспонаты – те, что больше всего нравились ей, и те, которые выделял отец. Стук ее высоких каблуков далеко разносился в пустых по случаю выходного дня залах; мощная подсветка была отключена, и в сероватом дневном свете знакомые полотна выглядели совсем не так, как при беспощадном сиянии электрических ламп. Краски на них казались потускневшими, и сами картины при таком освещении производили впечатление более старых, но зато более живых и настоящих.