Книга Помни о хорошем - Виктория Плэнтвик

Она велела Флоренс одеться и спуститься вниз, к машине, и с грустью наблюдала, как та, кое-как нацепив кофточку и схватив туфли и сумочку. Торопится уйти, счастливая, что ей удалось избежать нравоучений. Ничего, ты их еще получишь, милая девочка, усмехнулась про себя Эвелин. Клер будет в ярости, когда узнает об этой истории. И уж она-то сумеет сказать тебе все, что следует!

Эвелин развернулась к юноше, валяющемуся на кровати, намереваясь выплеснуть всю свою злость на виновника этого безобразия.

— Ты что, не понимаешь, чем рисковал? Ведь Флоренс несовершеннолетняя! — с жаром выпалила она.

Фред неожиданно закашлялся, резко вскочил на ноги и, чуть не сбив Эвелин, рванулся к двери. Возмущенная его грубостью, она метнулась за ним, слишком поздно сообразив, что входит в ванную.

Парень уже стоял на коленях, уткнувшись носом в унитаз, и Эвелин, почувствовав приступ брезгливой жалости, налила в стакан холодной воды и сунула его в руки этому сосунку, после того, как его вывернуло наизнанку. Ему удалось наконец встать на ноги и даже выпрямиться. Держа ослабевшей рукой стакан, Фред жадно сделал несколько глотков, и тут ему опять стало плохо. Эвелин не успела вовремя отскочить в сторону — его вырвало прямо на ее рубашку и брюки.

Чертыхаясь сквозь зубы, она схватила полотенце и стала торопливо вытираться. Альфред, как ни в чем не бывало, отер рукой рот и, шатаясь, поплелся в спальню. Эвелин, стараясь не дышать, с трудом преодолевая брезгливость, вторым полотенцем убрала грязь с кафельного пола. От запаха собственной одежды ее горло сжал спазм. Эвелин подумала, что не может сесть в маленький автомобиль в таком виде — ей и ее пассажирам станет плохо от этого запаха.

Убедившись, что Фред свалился на кровать в полном бесчувствии, Эвелин вернулась в ванную и сняла верхнюю одежду. Она взяла с полки шампунь с сосновым запахом и решительно замыла испачканные места. Конечно, мокрая одежда не слишком приятна для тела, но это лучше, чем гадкий, кислый запах.

Она уже выжимала отмытые вещи, как вдруг услышала за дверью невнятное бормотание. Испугавшись, что Альфреду опять стало плохо, она схватила первую попавшуюся под руку сухую одежду — мужскую рубашку, брошенную на корзину для грязного белья, — накинула ее и выскочила в спальню.

Она с отвращением посмотрела на Фредди, который приподнялся на смятой кровати и ухитрился дотянуться до бутылки с водкой, стоящей посреди стола.

— Ага! — удовлетворенно просипел он, лениво переведя взгляд на подскочившую Эвелин в расстегнутой рубашке.

Она попыталась выдернуть бутылку из его пальцев.

— Отдай сейчас же! — потребовала она, хватая юношу за руку.

— Эй, ты! Оставь меня в покое! — Он попытался высвободиться.

Эвелин крепче сжала его руку, но он продолжал дергаться. Несколько секунд они безмолвно боролись, пока их не остановил глубокий низкий голос, послышавшийся из коридора.

— Что за гадость! Мы договорились, Альфред, никаких вечеринок, пока я… — Какого черта вы здесь?..

Эвелин обернулась и с ужасом узнала человека, остановившегося в дверях в полном недоумении.

Его выпуклые серые глаза смотрели на нее с таким безмолвным презрением, что Эвелин похолодела, у нее закружилась голова, и стало темно в глазах.

Томас Айвор. Ее злой гений. Человек, который категорически возражал против принятия ее на работу в колледж. Официальный попечитель учебных заведений, он сказал, что она не справится с работой. Человек, который с нетерпением ожидал ее ошибки, доказывающей, что он прав!

Каким-то отдаленным уголком сознания Эвелин отмечала, что музыка больше не звучит, не слышно взвизгов высоких девичьих голосов, зато за окном хлопают дверцы машин и слышен рев моторов, замирающий в отдалении.

Итак, веселье закончилось, и причина этого стояла перед ней, буравя ее негодующим взглядом.

Она краем уха слышала разговоры между учителями колледжа о том, что Айвор был вынужден на время отъезда сестры взять к себе племянников. Люди говорили, что тридцатичетырехлетнему «трудоголику» будет нелегко справиться с двумя подростками, Шейлой и Альфредом, уж слишком неспокойная жизнь у него самого…

Шейла была хорошенькой, женственной и в свои четырнадцать лет пользовалась постоянным успехом у мальчиков. Альфред… У него был крайне самолюбивый характер, и он мог не послушаться в любой момент — назло, из принципа.

Эвелин откашлялась и проглотила слюну, чтобы хоть чуть-чуть смочить пересохшее горло. Она вовсе не собиралась стать козлом отпущения ради этих разгулявшихся подростков. И тем более ради Альфреда, который, сидя на краю кровати, тупо уставился на грозное лицо дяди.

— Я все объясню, — начала она.

Взгляд прищуренных серых глаз переместился с ее лица на руку, и Эвелин с ужасом обнаружила, что держит в руке бутылку с водкой.

— Не стоит. Мне кажется, я видел достаточно, и эта картина не доставила мне удовольствия, — произнес Айвор.

Его голос казался спокойным, никаких проявлений злости внешне не было заметно. Томас Айвор умел держать себя в руках, его крупное тело, несколько минут назад напряженное и агрессивное, сейчас выглядело слегка ленивым и вялым.

По сравнению с хрупким изяществом Эвелин Айвор подавлял массивностью своей фигуры. Широкие плечи и мощную грудь не скрывал, а скорее подчеркивал темный двубортный костюм, из расстегнутого ворота гордо поднималась загорелая шея. С его появлением просторная спальня стала казаться тесной каморкой, Эвелин даже стало трудно дышать. Вьющиеся черные волосы, обрамлявшие высокий лоб, выпуклые серые глаза и четко очерченный крупный нос делали его похожим на древнего римлянина. Да и держится он горделиво, как они, подумала Эвелин. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Она, наверное, тоже бы задирала нос, если бы сумела достигнуть его положения…

Он поразил ее воображение с первой же встречи, а на собеседовании, которое ей устроили при приеме на работу, просто подавил. Она и сейчас помнит каждую мелочь. Он сидел на другом конце стола, свободно раскинувшись в кресле и скрестив руки на груди. Пристально глядя на нее, он, единственный из всех присутствующих, стал задавать самые разные вопросы. На лице его было ясно написано недоверие. Эвелин под этим взглядом вдруг почувствовала себя начинающей, испуганной, неопытной…

На все ее ответы у него находились едкие комментарии и, даже если он молчал, в уголках его губ дрожала легкая саркастическая усмешка. В конце концов Эвелин настолько разозлилась, что чуть не сказала ему какую-то грубость, что делать было, конечно, нельзя. Тогда она применила свой излюбленный прием: стала говорить очень спокойно, сдержанно, предельно вежливо и слегка иронично.

Это, как обычно, подействовало. Томас Айвор ослабил натиск, но Эвелин все равно чувствовала себя как на допросе. В этом не было ничего удивительного — Айвор был известным адвокатом и славился тем, что выигрывал дела, мастерски задавая перекрестные вопросы.