Книга Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер

Оборотной стороной восхищения, выказываемого Польше буржуазными либералами, была выраженная русофобия. Прусские консерваторы, прежде состоявшие в рядах «русской партии», после воссоздания империи все чаще жаловались на рост товарной конкуренции. Речь шла о дешевом зерне с Востока — обстоятельство, ставившее под угрозу основы экономического благополучия помещиков Остэльбии. Пока еще малочисленные, но увеличивавшие свое влияние ультранационалистические силы, в свою очередь, усматривали в новой ситуации отрицательные последствия для исхода расовой борьбы германцев и славян, указывая на ослабление вала немецких поселений на Востоке.

Польское население испытывало на себе давление обеих сторон. Политика панславизма, проводимая Россией, включала активную русификацию польских подданных царя. Пруссия на исходе XIX века стремилась усилить немецкий элемент в восточных провинциях и добиться интеграции польского населения посредством культурной политики и политики расселения.

В качестве рейхсканцлера Бисмарк поддерживал жесткие меры, однако вместе с тем он позаботился и о заключении Договора перестраховки с Россией[3]. К экспансионистским амбициям военных он относился с большим скепсисом. Когда Бернгард фон Бюлов, секретарь германского посольства в Санкт-Петербурге, в 1887 г. потребовал развязывания превентивной войны с Россией, Бисмарк наотрез отказался. Бюлов, оказавшийся в должности рейхсканцлера, впоследствии делал ставку на германо-российский союз, и все-таки именно он стал одним из первых в немецкой истории политиков, вынашивавших далеко идущие планы войны с Россией.

Бюлов писал в 1887 г.: «Мы должны пустить русскому при случае столько крови, чтобы тот […] 25 лет был не в состоянии стоять на ногах. Нам следовало бы надолго перекрыть экономические ресурсы России путем опустошения ее черноземных губерний, бомбардировки ее приморских городов, возможно большим разрушением ее промышленности и торговли. Наконец, мы должны были бы оттеснить Россию от тех двух морей, Балтийского и Черного, на которых основывается ее положение в мире. Однако я могу себе представить Россию действительно и надолго ослабленной только после отторжения тех частей ее территории, которые расположены западнее линии Онежская губа — Валдайская возвышенность и Днепр… Мир на таких условиях может быть установлен, только если мы окажемся на Волге…»

В основе этих радикальных фантазий — обеспокоенность в связи с возможностью ведения войны на два фронта. Стратегия Бюлова хотя и заставляет вспомнить о Гитлере, однако Бюлов говорил об ослаблении, а не об уничтожении России! Конечно, Бюлов осознавал, что гигантская империя на Востоке будет защищаться всеми силами. В рейхстаге Бисмарк выступил срезкой критикой этой идеи: «Россия не желает завоевывать немецкую землю, а мы не желаем земли русской. Речь могла бы идти лишь о польских провинциях; но и их у нас уже больше, чем это нам удобно».

В связи с тематикой данной книги важным является наблюдение, что, очевидно, ввиду опыта Наполеоновских войн уже первые размышления немецких руководящих кругов о войне с Россией исключали возможность того, что гигантская империя на Востоке может быть полностью заселена и побеждена. Что можно было себе представить, так это возможность военных побед над русской армией на польских территориях. Офицеры Генерального штаба Австрии, к которым какое-то время прислушивался и кронпринц Вильгельм, будущий император, выступали в этой связи за превентивную войну, чтобы противостоять якобы растущей русской угрозе. Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы прийти к мысли отрезать польский «балкон» от царской империи посредством выдвижения немецких войск с территории Восточной Пруссии и австрийской армии с территории Галиции, взять в котел русскую армию на западе и уничтожить ее. Однако проявит ли далекая Москва покорность и готовность заключить мир? Да и в чем бы заключался выигрыш, если бы царь — как мог предположить Бисмарк — уступил польскую провинцию?

Если бы царь вместо этого мобилизовал неисчерпаемые силы своей империи, то вторжение на Балтику и Украину с целью уничтожить важнейшие ресурсные территории России стало бы возможным продолжением такой войны. Однако поставят ли эти военные операции Россию на колени? Бисмарк и начальники Генерального штаба сомневались в этом. Как бы то ни было, генерал-фельдмаршал Гельмут Мольтке (старший) считал возможным защищать однажды присоединенную к прусским провинциям Балтику — с опорой на Чудское озеро и болота Двины. Ситуация была следующей: с точки зрения ответственного руководства империи конца XIX века, война с Россией была «несчастьем», от которого Германия ничего бы не выиграла и не покрыла бы даже расходы.

Не разрушить так называемые «жизненно важные ресурсы» России, а завоевать ее и с их помощью сделать Германию мировой державой — именно такое развитие получили описанные выше идеи у последующего поколения и именно в таком виде они наложили отпечаток на формирование военных целей Германии в Первой мировой войне. Отчасти здесь можно обнаружить истоки размышлений Гитлера в отношении войны на Востоке 1941 г., однако говорить о преемственности идей здесь можно лишь условно. Слишком уж отчетливы альтернативы и противоречия политики, проводимой Германской империей того времени в адрес России.

В то время как Бисмарк в случае необходимости был, вероятно, готов даже не поддержать империю Габсбургов — при условии, что таким образом можно было бы избежать войны на два фронта, его противники из Министерства иностранных дел и Генерального штаба начиная с 1890 г. настаивали на безусловной приверженности союзу с Веной. Бывший генерал Лео фон Каприви, который в том же году сменил Бисмарка на посту рейхсканцлера, стал проводить «новый курс», делая ставку на центрально-европейский блок, по возможности с участием великой морской державы — Англии. Тем самым он надеялся устранить угрозу франко-российского альянса.

Однако, взойдя на престол, кайзер Вильгельм II форсировал строительство флота с целью сдерживания Великобритании, тогда как Бюлов, назначенный рейхсканцлером в 1900 г., хотя и пытался претворять в жизнь большую «мировую политику», вместе с тем желал вернуться к традиционному союзу с Россией. Бюлов потерпел неудачу, когда Великобритания и Россия в 1907 г. договорились об удовлетворении собственных интересов в Азии. Таким образом, «Entente Cordiale» приобрел нового участника, Париж и Лондон сомкнули кольцо вокруг Германской империи. Следует отметить: растущая идеологическая враждебность Германии к России в начале XX века не накладывала явного отпечатка на политические и стратегические комбинации руководства Германской империи. По мере осознания недостаточности собственных сил в среде политиков и военных росла потребность искать прибежище и оправдание в идеологии.

Образ России был двойственен: с одной стороны, разговоры об угрозе российской политики экспансии, с другой стороны, представление о России как о «колоссе на глиняных ногах». В эпоху Вильгельма II этот образ претерпел изменения благодаря воинствующей пропаганде балтийских немцев. «Натиск на Восток» — вот образ, укоренившийся в общественном сознании после 1905 г. Если и впрямь достаточно лишь слабого толчка, чтобы привести Российскую империю к краху, то стратегический и экономический выигрыш мог оказаться достаточно заманчивым, чтобы начать задумываться об экспансии на Востоке, найти идеологическое оправдание для которой не составляло большого труда.