Книга Имя убийцы - Фридрих Незнанский

Ирина не звонила, вероятно, обиделась. Хотя, если вдуматься, ничего предосудительного он вчера не совершил. Сидел в каком-то баре до двенадцати ночи, явился домой, распространяя амбре, тихий, никого не оскорблял, не буйствовал, свернулся калачиком на краешке кровати. Кто бы объяснил ему, что такое с ним опять творится? Надоели похожие дни? «Завтрашний день будет таким же, как сегодня. Жизнь проходит, пока мы готовимся жить». Жалко Ирину, за что ей с ним такие мучения?

— Вот уж воистину… — прокряхтел Турецкий, вытаскивая из глубин плаща телефон. — Мужчина создан для женщины, чтобы ей жизнь медом не казалась.

Ирина отозвалась. Голосок ее звучал достаточно ровно, нейтрально — и не друг, и не враг…

— Ну, здравствуй, герой моего кошмара, — однако нет, насмешливые нотки в ее голосе все же звучали.

— Ты можешь говорить?

— Могу, — подтвердила Ирина. — Могу даже слушать. Ты хочешь что-то сказать?

— Хотел, — вздохнул Турецкий, — да вот теперь даже не знаю… Ты как?

— Сан-суси.

— Знакомое слово.

— Без забот. Сейчас у меня перерыв. А после перерыва — беседа с очаровательным мальчиком, который придушил своего дедушку. Мне нужно хорошенько отдохнуть, набраться сил. Самое интересное, что мальчик действительно хороший, просто временами в него вселяется бес. Что с нами происходит, Саша?

— Я, кажется, виноват, — пробормотал он. — Только не говори, что между нами снова выросла стена.

— Запомни, — назидательно сказала Ирина, — самые прочные стены строят не из камня и бетона, а из непонимания.

— Я знаю, — вздохнул Турецкий.

— И перестань себя искать в этом мире. Нельзя объять необъятное. Чем больше нужно составляющих для счастья, тем меньше вероятность, что они образуют единое целое. Ты сегодня туго соображаешь?

— Да нет, я не тупой, — улыбнулся Турецкий, — просто у меня индивидуальная скорость восприятия знаний. Прости, но вечером меня не будет. А также не будет меня завтра, а возможно, и послезавтра. Заеду домой, соберу вещи.

— Ну что ж, понимаю, работа есть работа, — неуверенно сказала Ирина. — Нам ли быть в печали? Без расставаний не было бы встреч, правда, Шурик?

— Не разделяю твоего оптимизма. Если испытываешь сомнения в моей порядочности, позвони вечером Меркулову, он подробно распишет, куда меня послал. Он всерьез считает, что это дело государственной важности.

— Подожди, — забеспокоилась Ирина. — Если все так серьезно… я не хотела тебя расстраивать…

— Справлюсь, — самоуверенно заявил Турецкий. — Пару дней подышу свежим воздухом. Ты знаешь, на природе так хорошо.

— Знаю, — подтвердила Ирина. — В голову лезут навязчивые мысли, которые хочется осуществить с первой встречной… Прости, ничего личного, я просто шучу. Не забудь дома поесть, накорми кота — я забыла это сделать, и возьми с собой какие-нибудь теплые вещи.

— Возьму, — засмеялся Турецкий. — Некоторая противоречивость нашего климата видна уже прямо из машины. У меня на антресоли имеется тревожный чемоданчик. Он всегда готов — вдруг завтра в поход?

— Удачи, детектив, — напутствовала на прощание Ирина. — Я знаю, ты справишься. Ты же лучше всех…

Почему он должен куда-то спешить, лезть из кожи, нестись, задрав штаны? Он тоскливо мялся посреди комнаты, в которой давно пора все менять, вспоминал, куда он дел свой тревожный чемоданчик (на антресолях его почему-то не было). Пушистый Тихон полутора лет от роду — серый, пушистый, с белым потешным пятном на носу — увивался вокруг ног, в надежде задирая голову.

— Ну, давай ты еще скажи, что я лучше всех, а то давно мне об этом не говорили… — Он ногой отправил кота под кровать, пошел на кухню. Ссыпал корм в миску — подлетел домашний мерзавец, топая, как лошадь, оттолкнул, жадно зачавкал. Турецкий посмотрел на часы, взялся за уборку. Ведь уборка в доме, что ни говори, тоже один из способов ухаживания за любимой женщиной.

Однако перед смертью не надышишься. Вздохнув, он бросил это неугодное дело (есть жена — эффективное чистящее и моющее средство), начал складывать вещи. Драгоценный чемоданчик обнаружился на лоджии в шкафу — весь покрытый зеленью и с заклинившим замком. Чертыхнувшись, он отправился искать сумку.

— Забыл тебе сказать, — позвонил Меркулов, — ты всегда можешь рассчитывать на безвозмездную помощь нашей славной прокуратуры. Вертолет не обещаю, но если потребуется группа захвата, так и быть, телефонируй.

— Я не понял, ты издеваешься? — возмутился Турецкий. — Какая группа захвата? Пока работники вашей славной прокуратуры доберутся до Мжельска, на Земле наступит новый ледниковый период. Ты бы не портил настроение окончательно?

— Ладно, работай, — добродушно разрешил Меркулов. — По пустякам тревожить не станем. Надеюсь, ты уже проехал Волоколамск?

— Да иди ты… — Турецкий бросил трубку.

Порой возникало непреодолимое ощущение, что город Москва — это сам земной шар. Бесконечные перекрестия, забитые транспортом, развязки, тоннели, дома, дома, бессмысленная суета так называемой цивилизации. По Ленинградскому проспекту тащились с такой скоростью, что быстрее бы проехал инвалид на коляске. Волоколамское шоссе было менее загруженным, а к самому Волоколамску он подъехал в три часа дня. Перекусил бутербродами, поехал дальше. По мере отдаления от Москвы крепла подавленность, желание повернуть обратно становилось идеей-фикс. Не арестуют же его, в конце концов! На окраине Зубатова кончился бензин — первое мистическое событие, с которым он столкнулся в этом странном деле. Он точно помнил, что на днях заправлял полный бак. На заправках, конечно, не доливают, но чтобы с таким молодецким размахом… Машина встала на мосту через худенькую Зузаву. С ревом, едва не сбросив его с моста, промчался дальнобойщик. Отплевавшись, он подошел к перилам, свесился вниз. Берега реки представляли печальное зрелище: понурые худосочные камыши, голые обрывы с пучками недоразвитой зелени. Он махнул рукой, останавливая пожилого аборигена на старом «Москвиче» — выразительно показал на трос и сто рублей денег. Сумма оказалась достаточной, чтобы местный житель согласился дотянуть его до ближайшей АЗС. Забрал трос, побрел цеплять.

— Печальная у вас речушка, — заметил Турецкий, кивнув под ноги.

— Болеет, — лаконично объяснил дядечка. — Людям можно, а реке нельзя? В прошлом году вон там, выше по течению, поезд с мазутом до моста не дотянул, с рельсов сошел й весь свалился в воду. Представь, какая благодать. Неужто газет не читал? Эти края объявили зоной экологического бедствия, комиссии из Москвы в очередь выстраивались. Потом решили, что само восстановится. Приезжай лет через сто, нормально все будет…

— Вы, что, всю жизнь прожили в этом городке? — пробормотал Турецкий, озирая серые крыши, проглядывающие во впадине между холмами.

— Пока нет, — пожал плечами дядечка.

Качество бензина на Зубатовской АЗС взывало к немедленному вмешательству прокуратуры. Тоскливо прослушав работу мотора, Турецкий отъехал от заправки, остановился передохнуть. От гаража с самоуверенной вывеской «Автосервис» приблизился скучающий паренек лет шестнадцати в рабочем комбинезоне. Осведомился, широко зевая, не нужно ли чего-нибудь починить.