Книга Древний инстинкт - Анна Данилова

Про себя Лена подумала, что правильно сделала, взглянув на паспорт своей необычной жилички. Но вечером, когда Оля уже закрылась в отведенной ей маленькой комнатке, служившей Лене гардеробной, где, правда, стояла узкая кушетка, на которой время от времени спали оставшиеся на ночь гости, Лена собрала в одну коробку все свои золотые украшения и деньги и спрятала в тайник, расположенный за спинкой кровати, в стене. Дмитрий уехал в командировку, а потому звонить ему только для того, чтобы рассказать, что у нее остановилась родственница, было нелепо. Хотя услышать его голос хотелось. Лена посмотрела телевизор и легла спать. Сначала она думала о том, чем занимается сейчас Оля. Как она и предполагала, ее квартирантка прихватила с собой маленький театральный бинокль, а потому половину ночи сумасшедшая девочка наверняка проведет у окна. Это, в сущности, ее дело.

Лена уже закрыла глаза и стала погружаться в спокойный, затягивающий сон, как вдруг раздался телефонный звонок. Это мог быть только он, Дмитрий.

– Слушаю… Ты? Я уж думала, что не позвонишь… – Она тотчас вынырнула из полусна и теперь сидела на постели, прижав к уху телефонную трубку изо всех сил, боясь пропустить хоть слово. – Как дела? Когда приедешь? Дома?.. Ты уже дома? Приедешь за мной? Дима… Вот это подарок… Конечно, через пять минут буду готова…

Она дрожала, когда встала. Ее колотила приятная, нервная дрожь. Он только что прилетел и теперь, должно быть, мчится на машине по ночному городу сюда, за ней… А что, если он захочет остаться у нее? Может, он голоден? Ну и что! Поужинает здесь, а потом они поедут к нему. У нее же родственница остановилась, ничего особенного, он же умный, все поймет и простит. Хотя тут и прощать нечего. А Олю она предупредит, чтобы та пока не выходила из своей комнаты, чтобы они с Дмитрием не встретились… Ни к чему это. Чего она боялась? А вдруг он заметит неестественный блеск в глазах ее родственницы? Вдруг Оля выдаст себя, сказав что-то такое, что насторожит Дмитрия? Нет уж, пусть сидит в своей комнатке, как мышка, и смотрит в окно. Кажется, ради этого она здесь…

* * *

Она захлопнула ноутбук. Нелегко признаваться себе в том, что ты постоянно ошибаешься в людях, что ты – близорукая, глупая, доверчивая и живущая по каким-то своим, дурацким законам особа. Что тебя обмануть так же легко, как только что народившегося щенка, который во всем видит лишь интересное, смешное, радостное. Но ты такая, какая есть, и что теперь делать? Одно радует: то, что произошло с тобой, – просто недоразумение, тебя с кем-то спутали. Видимо, так должно было случиться, чтобы это несчастье помогло тебе понять, с каким человеком ты собиралась связать свою жизнь. Так спланировали на небесах, чтобы ты по дурости своей, по деликатности не посмела обратиться за помощью к мужчине, которого ты идеализировала до болезненности, до ненормальности, оставив его надолго одного. А как еще можно было расстаться? Просто уехать? Нет, нужна была, очевидно, какая-то существенная причина, заставившая вас расстаться. Ты плакала, закусив и без того истерзанные губы и давясь слезами в клинике доктора Русакова, в то время, как он, твой возлюбленный, переживал за тебя сначала в одиночестве, а потом и в обществе твоей лучшей (во всяком случае, ставшей такой) подруги. И подруга не растерялась. Или Бессонов проявил инициативу и общее несчастье сблизило их? Как ловко жизнь сыграла с вами троими шутку! Когда порезали тебя, ты не посмела обратиться к Дмитрию, не могла показаться перед ним в таком виде, с разорванным ртом. Когда же (и ты узнала об этом последняя и, главное, поздно!) твоей лучшей подруге… Нет, сейчас нельзя вспоминать это. А тем более признаваться в своих ошибках. Что было, как говорится, того не вернешь. И это электронное письмо, эта попытка еще одной подруги, только теперь уже подруги по несчастью, как-то облегчить твои страдания и рассказать о том, что она видела твоего любимого мужчину с твоей лучшей подругой, но что он выглядел несчастным, – это ли не садизм в чистом виде? Зачем вообще вспоминать его? Он сделал свой выбор. Он – дизайнер, он рисует, а затем воплощает в жизнь. Но здесь и рисовать-то не пришлось. Достаточно было взять за руку и отвести от окна женщину, чей рассудок находился на грани помешательства. От окна до кровати – несколько шагов. Что он сказал ей перед тем, как взять за руку? Или, быть может, это она попросила его о помощи?

Принесли обед. Игрушечный, смешной, в пластиковых коробочках, с квадратиком замерзшего сливочного масла, с картошкой и мясом на горячее, каким-то рыбным салатом, заправленным густым оранжевым майонезом. Еще круглая булочка, которую требовалось разрезать белым пластиковым, с зазубренным краем, ножичком (ну чем не детская игра?), намазать обе половинки маслом, положить на одну нежный, розовый кусочек ветчины, а на другую – клубничный душистый джем. Потом яблоко или апельсин. Да все равно, но яблоко проще, его не надо чистить, как апельсин, после которого пальцы в жирном оранжевом масле и тебе придется отправляться в тесный туалет, чтобы вымыть их…

Обед в самолете – это убийство времени в полете. Приятное, надо сказать, убийство. Если, конечно, у тебя нет с собой хорошего детектива или иллюстрированного журнала вроде «Каравана историй». Одна захватывающая история сменяет другую, третью… Хочется жить яркой, полной жизнью без оглядки, чтобы голова кружилась от событий, впечатлений и страстей… Вот такой журнал.

Рядом сидит господин Х. Тоже ест, очень аккуратно, стараясь не производить звуков. Словно он не человек с присущими ему физическими качествами, а плод ее воображения – слишком уж импозантен, хорош собой, спокоен и уверен в себе. Ему под сорок. У него на коленях тоже не так давно был ноутбук. И конечно же, проверяя свою почту, он меньше всего ожидает увидеть там письмо от своего друга, который посылает ему массу горячих поцелуев и советов, как лучше провести время в Ницце, ведь они летят в Ниццу. Такие мужчины, как он, никогда не станут снимать за бешеные деньги виллу на мысе Антиб, у них они есть. Возможно даже, это она, наивная русская дурочка, ведомая авантюристом в самом хорошем смысле этого слова, доктором Русаковым, и снимет виллу, принадлежащую именно этому господину. Такие мужчины, как он, не знают, что такое зализывать душевные и физические раны, отправляясь подальше от своей страны, потому что этих ран у них просто не бывает, а если и бывают, то они очень быстро забывают о них. Стараются не думать. Они это умеют. Или же она ничего не знает о таких господах, как этот…

Пококетничать, что ли, с ним? А вдруг он заметит толстый слой пудры на ее лице? Швы стали незаметными, но они остались у нее в памяти, и она пока еще не может избавиться от ощущения, что ее лицо рдеет яркими, делающими ее рот распаханным до ушей, линиями. Русаков сказал, что ей надо будет прекратить пользоваться крем-пудрой и жить со своим обновленным лицом спокойно, подставляя его солнцу, морскому ветру, да и купаться в море можно с утра до вечера…

Как-то встретит ее вилла «Алиса»?

Глава 39 июня

Боль оставила ее, но надолго ли? В голове звенело, и этот странный звон, с эхом, с гулом, отдавался покалыванием во всем теле. Девушка с биноклем. Да, все так и было. Дмитрий позвонил, потом приехал, Лена накормила его, объяснила, что в квартире остановилась дальняя родственница, потом они поехали к нему, и он привез ее обратно домой уже под утро. Он сказал, что слишком эгоистичен, раз позволил себе разбудить ее, привезти к себе, и это вместо того, чтобы дождаться следующего дня, но он так соскучился, так хотел ее видеть, что не сдержался… А она слушала и чувствовала себя счастливейшей из женщин. Этого бурного ночного свидания ей хватило бы на целую неделю, так ей было хорошо. Она уже начинала верить, что Дмитрий действительно любит ее. Хотя поверить в то, что такой мужчина, как он, может влюбиться в ничем не примечательную девушку, как она, было трудно.