Книга Мерзкий старикашка - Сэй Алек

Суть в том, что монастырь наш расположен в «тупиковой» горной долине, путь к которой проходит неподалеку от торговой тропы. Ничего удивительного нет в том, что на этом ответвлении с незапамятных времен стоит крепостица с таможенным пунктом и гарнизоном — во-первых, пошлину с купцов брать где-то надо, так почему и не здесь (вдруг они монахам продадут чего, не уплатив до этого положенного сбора в казну?), а во-вторых, обитель Святого Солнца — это место священное, прославленное, но расположенное едва не у самой границы. Случись какая война, соседи Реликвию могут запросто затрофеить, чтобы паломники и богомольцы уже в их страну поклониться ездили и, соответственно, свои денежки у них тратили — на еду, проживание и всякие добровольные пожертвования.

Крепостицу эту в придворных раскладах никто не учитывал — сущая дыра. Хоть и обросла уже кой-каким посадом, после завоевания княжества Самватин по ту сторону гор и вовсе значение почти утратила. И зря не учитывали, потому как комендантом гарнизона в ней был боевой товарищ Кагена, должность эту получивший благодаря некоторому знакомству с царевичем, но мечтающий-то о несколько большем.

В общем, когда паломники добрались до монастыря, Каген с помощью своих личных гвардейцев и крепостного гарнизона доходчиво объяснил всем заинтересованным лицам, что брат его младший и любимый, Лисапет, проникся святостью обители и решил уйти в монахи, посвятив оставшиеся свои дни молитвам об усопшем отце. Почему сам об этом не сказал? Так ему все мирское противно отныне, и никого кроме братии он видеть не желает. И, мол, единственное, о чем он попросил Кагена, — когда тот сядет на престол, освободить сие святое место от всяческих пошлин и купцов сюда без них же пропускать.

Учитывая превосходство моего братца в числе сабель, спорить никто благоразумно не стал, и царевич Лисапет стал смиренным братом Прашнартрой.

Не скажу, что по возвращении в столицу у новоявленного царя все пошло просто и гладко. Тех, кто на меня ставил и планировал вертеть монархом-недорослем, оказалось предостаточно, заговоры множились, я кипами получал тайные послания о грядущем освобождении. Но Каген проявил крутость характера и устроил во дворце воистину сталинскую чистку рядов, в чем ему, кстати, немало поспособствовал мой же родной дядя.

Дедушка-князь, ранее державший весь свой клан железной рукой, к той поре одряхлел и почти полностью уступил фактическую власть над семейством своему сыну и наследнику. Тот же, прекрасно зная норов своей царственной сестры, обоснованно опасался, что с моим воцарением матушка мне обеспечит власть над своими родичами не только в роли сюзерена, но и в качестве нового кланового лидера. Дядюшке это было совершенно не нужно, и он, разумеется, за определенные гарантии, выступил на стороне Кагена, сохранив тем немало жизней родичей.

За местный год все устаканилось, оппозицию царю подавили, о существовании второго претендента на престол начали благополучно забывать, а там и вдовствующую царицу уморили потихоньку… Так вот я и остался на бобах. Причем не только в переносном, но и в прямом смысле слова.

Ну, не только на бобах, разумеется: в долине, где монастырь расположен, и просо растят, и ячмень, и гречку всякую пополам с репой и свеклой, но суть остается простой — устав обители предполагает преимущественно вегетарианскую диету с небольшим добавлением рыбы в рацион питания. Изредка — именно что по праздникам — жарят барашка. Раз в два месяца где-то.

Правда, рыба, чего уж греха таить, тут знатная. В речках в изобилии водится горная форель, а в озере, близ монастыря, живут офигенные карпы, но готовят рыбу нечасто, а вот впахивать монахам приходится неслабо. А вы что думали, в монастырях только молятся, что ли? Да сейчас! При обители и поля свои есть, где иноки и послушники трудятся наравне с отрабатывающими «барщину» местными крестьянами (земля в долине формально вся монастырская, хотя большинство пахотных земель, а их не так уж, кстати, тут много, используется жителями четырех местных деревушек), овечью шерсть монахи прядут, а потом полотно ткут. Мельница у нас опять-таки, ну и рыбу ловим сами, да. Причем сетями пользоваться вера, видимо, не позволяет.

При этом еще на монахах лежит обустройство быта богомольцев самой разной финансовой состоятельности, выделка шкур в пергамент и написание на этих пергаментах различных религиозных текстов — как переписывание старых, так и сочинение новых, — починка, отлаживание да подстругивание того, что поломалось, торговля сувенирами культа. Не говоря уже о собственно богослужениях.

Скучать, короче, братии некогда.

Пытался ли от такой жизни сбежать Лисапет? Да еще как! Только в первый год пять раз лыжи навострял. Ну, понятно, с каким результатом, раз я все еще здесь. Солдатики в крепости службу свою знают крепко, мимо них даже ночью фиг проскочишь, да и просто добираться до них — едва ли не день пути пешкодралом. Ловили, разумеется. И потом отечески вразумляли.

Нет, порка или еще какое рукоприкладство в монастыре не практикуется. Зато есть такая особая келья для осмысления своего нехорошего поведения, перед которой губа в нашей части (да, перед учебой я, не то что некоторые, год в мотострелках оттрубил, там и ряху наел) кажется санаторием. Ну и другие способы «смирить гордыню» имеются. Что там брат Асмара про горшки говорил? Сопляк он по сравнению со своим предшественником! Сколько я одних только выгребных ям очистил — можно сразу высший разряд ассенизатора давать.

Смирили, в общем, Лисапета к одиннадцати годам, и бегать отучили, и к деревенским бабам лезть — это уже без настоятеля, мужики просто два ребра сломали, — и вспоминать про свое происхождение вообще. Доброты, любви к ближним и общительности это ему, конечно, не добавило, и с годами склочность и язвительность его только усугублялись. В общем, премерзкий из него вышел старикашка.

Кстати, действительно старикашка. Это только в мультике совместный труд облагораживает, а в реальности делает из обезьяны усталую обезьяну. У нас-то Лисапет еще бы и на пенсию не собирался, а тут, при полном отсутствии механизации труда и толковой медицины… Здесь и так-то люди стареют куда быстрее, а уж в монастыре…

Взрослеют, кстати, тоже. Взять хоть того послушника, которого определили меня выхаживать, Тумила. Я когда его первый раз увидал, решил, что парню не меньше чем пятнадцать лет по земным меркам, а оказалось, что ему только восьмой год идет. Ну, то есть по-нашему ему и четырнадцати не исполнилось.

Гонору, правда, на все сто тридцать. Эх, ми-лай, тебя тоже тут пообломают…

Как лицу выздоравливающему мне полагались заметные послабления в местном режиме: куриный бульон с кусочком вареной птицы и освобождение от работ. Отец Тхритрава лично заходил каждый день проведать, высказывал всяческие надежды на скорое мое выздоровление, справлялся, не надо ли мне чего… Потом пришли известия, что Каген вроде бы пошел на поправку, и визиты главы монастыря прекратились.

Я уже упоминал, кажется, что характер у меня не сахар? Так вот, монахи дружно отметили, что болезнь брата Прашнартру изрядно к людям смягчила. Это до какой же степени мой «предшественник» всех тут успел достать?