Книга Панкрат - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вынул из рюкзака и переложил в карманы-клапаны на поясе два запасных магазина к своему пистолету-пулемету, снова закинул рюкзак на плечи, подтянул лямки потуже и проверил, как зафиксированы. Передвинул поближе к пряжке ремня светозвуковую гранату, взрыв которой вызывал у незащищенного человека временную слепоту и глухоту. Ненадолго — секунд на тридцать.
Чудик, не отрываясь от бинокля, коротко бросил:
— Вышли, — и добавил, поясняя:
— Этот.., типа самый крутой бандит. И еще двое. Судя по всему — заложники.
— Ты уверен? — переложив оружие в правую руку. Седой через мгновение оказался рядом с Чудиком, на верхушке сопки, где топорщился голый кустарник, создавая хоть и убогое, но вполне достаточное в такой туман прикрытие.
Снайпер в ответ на его слова только хмыкнул и протянул бинокль, сам отодвинувшись чуть в сторону. Седой приник к окулярам, и далекая деревенька ринулась навстречу, разом став ближе благодаря отличной цейсовской оптике. Не замечая, как холодеет от соприкосновения с мокрой землей живот — тонкая полимерная пленка в многослойной ткани маскировочного костюма спасала бойца от воды, но не от холода, — он вглядывался в идущих к крайнему дому людей.
Вот высокий чеченец с черной повязкой на правом глазу — Рашид. Рядом с ним — еще двое, с автоматами в руках, лиц не видать под низко надвинутыми капюшонами плащ-палаток. Стволами оружия они подталкивают двоих людей со связанными за спиной руками.., черт, тоже почему-то в капюшонах, не опознаешь.
Седой даже видел, как шевелятся губы Рашида и его бандитов. Казалось, протяни только руку — и ткнешься пальцем в черный круг повязки на глазу, выбитом на излете чьей-то пулей, когда полевой командир лично вел свой отряд на прорыв из кольца под Гудермесом. Седой невесело усмехнулся, вспомнив, что после взятия города, затянувшегося на неделю и обошедшегося в очередную сотню гробов, иначе как “Гудерьмесом” его и не называли.
Впрочем, улыбка тут же исчезла с его лица: было похоже на то, что заложников сейчас начнут расстреливать.
И точно — чеченцы подвели их к окраине селения, толкнули в грязь, заставив встать на колени и сцепить руки на затылке. Что-то прокричал Рашид — наверное, скомандовал, — и бандиты вскинули оружие.
Седой почувствовал, как в предчувствии неизбежного сжимается сердце. Рация молчала. Этот участок деревни одинаково хорошо просматривался с любой из тех позиций, которые заняли “охотники”, и Дед, по всей видимости, тоже наблюдал за происходящим. Командир молчал — события развивались слишком быстро, и предпринять что-то прямо сейчас, когда боевики настороже и готовы к любым неожиданностям, означало добровольно под ставиться под удар. Да и заложники в таком положении, что вытащить хоть кого-нибудь живьем вряд ли получится.
Странно.., похоже, стрелять они не собираются. Седой, чувствуя, как между лопатками покатилась горошина пота, продолжал вглядываться в то, что происходило от него практически в километре. Рашид рассмеялся, боевики подняли пленных, развернули пинками в обратную сторону и повели их к ближайшему дому.
— Обошлось, — коротко выдохнул Седой, когда дверь за пленными и одним из боевиков закрылась, а второй террорист, откозыряв Рашиду, встал снаружи на карауле.
Седой передал бинокль Чудику.
— Чему радоваться? — флегматично отреагировал снайпер, принимая “окуляры”. — Это для них сейчас обошлось. Вот если бы Рашид их не пугать, а мочить вывел, тогда бы обошлось для нас. А так — теперь уж точно придется лезть в это осиное гнездо, господ врачей спасать…
Седой почувствовал, что ему чертовски хочется врезать своему напарнику, и на всякий случай отодвинулся в сторону, чтобы не искушаться. Чудик, услышав его движение, даже не повернул головы, произнес только, кривя губы:
— Глупо. Они знали, зачем лезли в это пекло. Ладно, мы, люди подневольные, и терять нам нечего — сменили вот одно дерьмо на другое, — в голосе снайпера вдруг прорезалась хорошо контролируемая, но от этого ничуть не менее бешеная злоба. — Никогда не пойму буржуев — живут, как бактерии в йогурте, а прутся в чужое говно…
Седой покосился на него и вдруг, неожиданно даже для самого себя, произнес:
— Все еще будет нормально, парень. Держись.
— Плевал я на твое “нормально”, Седой, — безразлично ответил Чудик. — Уж ты-то точно до этого момента не доживешь.., потому как упрямый. Уходил бы, пока не поздно.
— Деликатный ты очень, как я погляжу, — хмыкнул Седой. — Душевный. Спасибо и на том, что сам в спину не стреляешь.
Пискнула рация — Дед вызывал всех на общей частоте. Седой вздохнул и переключился на прием. Несмотря ни на что, он твердо собирался дожить до того момента, когда все будет нормально.
Ресторан (и ночной клуб) — назывался “Неаполь”. Заведение, в отличие от пивных забегаловок, солидное: с интерьером, фитодизайном и стриптизом после девяти вечера. Кроме обнаженной натуры отменного качества, ресторан славился своей кухней — итальянской по определению, в меру разбавленной выдержанными винами.
Панкрат Суворин работал здесь охранником уже два года. Начинал он с рядового, но всего за полгода продвинулся по служебной лестнице до старшего. Получил отдельный кабинет площадью в двенадцать квадратов и компьютер, за которым время от времени срывал напряжение, сражаясь с виртуальными монстрами. Директор “Неаполя” даже предлагал ему завести собственную секретаршу — не столько для помощи в работе, сколько для обеспечения приятного досуга. Но Панкрат, поразмыслив, предпочел приобрести дартс. Наклеив на доску-мишень — распечатанную на принтере фотографию Басаева, которую он стащил с веб-сайта чеченских ваххабитов, Суворин каждый день уделял не менее получаса метанию в сию цель разноцветных дротиков.
Вопрос шефа “А почему именно этот?” так и остался без ответа.
Поговаривали, что в свое время Панкрату довелось повоевать в Чечне, еще во время первой войны, закончившейся для России позором и фактическим поражением. Так оно или нет — наверняка не знал никто, а сам Панкрат на эту тему не откровенничал. Во всяком случае, подчиненные при нем о Чечне старались не заговаривать, а длинноногие стриптизерши и общительные официантки сходились в одном — седина Суворину очень к лицу.
Жил он в одиночку. Сначала был угол в общаге, потом снимал однокомнатную, а к концу второго года работы приобрел двухкомнатные апартаменты улучшенной планировки неподалеку от ресторана. Девчонки шушукались: не иначе как остепениться собрался Седой.
Их предположения не оправдались. Во второй комнате Панкрат устроил домашний спортзал. Купил кеттлеровскую дорожку, на которой каждое утро набегал пять-шесть километров, и натащил уйму железа — гири, гантели, штангу. Новомодных тренажеров типа “все-в-одном” он не признавал.
Конечно, женщины в его жизни бывали. Ненадолго, на неделю-другую. Отношения, ни к чему никого не обязывали. Для поддержания тонуса, как говорил его работодатель. Говорящее дополнение к домашнему спортзалу.